— Не знаю, — промолвил он, явно покривив душой, — Их было ч-численное п-преимущество, и они заставили меня в-в-врасплох. Ик. Если бы не это, й-я бы им п-пок-ик-казал! — и он угрожающе взмахнул кулаком, снова ойкнул, но схватился на этот раз за плечо.
— Что? — поинтересовался Серый.
Если бы взглядом можно было ожечь, на месте Серого сейчас лежала бы кучка пепла. Очень маленькая кучка, если быть точным.
— Куда ты нас ведешь?
— К-к одному своему д-другу.
— Он содержатель постоялого двора?
— П-постоялый д-двор! — презрительно фыркнул Гарри, обдав друзей душепробирающим амбре сивушных масел, одновременно стараясь не делать резких движений. — У него — целый ик… д-дом, ик… два ик-тажа… и ик… красильня! И он — меценат. Ик.
— Что это значит? — шепотом спросил Волк.
— Это значит — покровитель искусств.
— И мини-сингеров тоже?
— В первую очередь.
— Понятно. Он сдерет с нас двойную цену за свое гостеприимство, чтобы потом отдать наши деньги этому пьянчужке.
Непонятно, почему, но Иванушку это задело за живое.
— Сергий, ты не прав. Нельзя судить о человеке, особенно о человеке искусства, по первому впечатлению. У них — нежные творческие натуры. Состояние натянутого обнаженного нерва — их каждодневная жизнь, они воспринимают мир не так, как все, а как бы полнее, объемнее, они видят и чувствуют то, что не замечает обычный человек, проходя мимо, погруженный в свои сиюминутные заботы, и не сознавая, что под ногами у него — вечность. Поэты пропускают вселенную через себя, испытывая…
— И ты тоже?
— Что?… — экспресс красноречия Ивана налетел на непрошибаемую бетонную стену с надписью «Отрок Сергий».
— Я хотел сказать — и ты тоже был когда-то… мини-сингером?
Иванушка на мгновение задумался.
— Нет.
Волк сделал вид, что поверил.
— Ну, смотри, как хочешь, — пожал плечами он. — Но я бы на твоем месте не связывался с ним, хоть он и пропускает во всю вселенную… Что бы это ни значило. Или именно поэтому.
Царевич упрямо, но чрезвычайно осторожно мотнул головой.
— Ну посмотри же, Иванушка, этот твой Гарри — законченная пьянь, мини-сингер или нет. А пьяницы хороши только в одном случае — им проще выворачивать карманы.
— Сергий! — буквально взвился Иван.
— Но ведь так оно и есть! Я же не придумываю! Если бы срезать кошельки было бы удобней у трезвых, я бы ведь так и сказал, что мне за интерес врать?
— Я не о том! Воровать — дурно!
— Дурно воровать — дурно. А хорошо…
— Сергий! Воровать — это гнусно! Брать чужое — преступление, и нет ему оправдания!
— Оправдание всему можно найти.
— Это силлогизм!
— Так силлогизм или преступление?