Дитя падшего бога (Хенди, Хенди) - страница 12

Услышав треск дерева, Чейн очнулся и бросился к первой двери слева.

Верхний угол двери, над запором, изогнулся внутрь. В щель протискивались бледные пальцы с ободранными и растрескавшимися ногтями, вымазанные свежей и запекшейся черной сукровицей. Чейн со всей силы ударил по извивающимся пальцам железным шестом.

Донеслось яростное рычание, и пальцы исчезли из виду. Дверь выпрямилась, со стуком вернувшись в каменную раму, и Чейн протолкнул в дверную ручку еще один железный шест.

И зажал ладонями уши, пытаясь хоть как-то заглушить вопли, стоны и скрежет. Он отступил, пятясь, в дальний конец коридора — насколько мог отступить, не покидая верхнего этажа.

Охота… пища… кровь, сладостно вливающаяся в горло, — ни о чем другом Чейн сейчас и думать не мог.

Взгляд его переместился на двери по правую сторону коридора — двери, запертые только на деревянные жерди.

Как долго Вельстил намерен держать свои порождения впроголодь? Что, если запасенной пищи им окажется недостаточно… или же самому Чейну не останется ничего, кроме Вельстиловой чашки? Он отвернулся от этих дверей, и взгляд его упал на вход в шестую келью справа. Дверь этой кельи так и оставалась распахнутой с самой ночи Вельстилова «пиршества».

Чейн побрел туда, хотя фонарь, оставшийся возле табурета, светил так тускло, что, и обладая ночным зрением, мало что можно было разглядеть. Ветхая холщовая подушка на неказистой кровати была покрыта пятнами свернувшейся и засохшей крови. Прочая обстановка кельи — от обитого блеклой жестью сундучка до овального коврика, сплетенного из выцветших лоскутьев, — вряд ли могла отвлечь Чейна от мучительных мыслей. Ночной столик у кровати…

Взгляд Чейна зацепился за книгу, которая лежала на столике. Чейн проворно шагнул в келью и схватил ее.

Уголки страниц истрепались от частого чтения, прочная кожа переплета растрескалась. Для каких целей мог служить монахам-отшельникам этот внушительный, старый, но добротно переплетенный фолиант? Чейн вышел в коридор, где было светлее.

Тиснение золотом на обложке почти не сохранилось, но он все же сумел разобрать название на старостравинском языке.

— «Пастушеская тропа», — шепотом прочитал Чейн и наугад полистал страницы.

Это был сборник стихов. Чейн невидяще уставился в пустоту кельи, гадая, что представлял собой ее прежний хозяин… или хозяйка? С какой стати тому, кто вел такое аскетическое существование, взбрело в голову наслаждаться поэзией?

Плечо и шею Чейна вдруг свело судорогой боли.

Он бросился назад, к своему табурету, обходя стороной кельи живых и в то же время старательно отводя глаза от дверей, за которыми бесновались новообращенные вампиры. И все-таки, усевшись в углу коридора с книгой в руках, Чейн не мог оторвать взгляда от дверей справа, за которыми царила тишина, дверей, которые были подперты только деревянными жердями. В глубине его сознания мелькнула беспокойная, не облеченная в слова мысль.