Слуги собрались в сторонке, возле мулов, и перешептывались; к ним внимательно прислушивался Феликс. Ничего, подумал Гумилев, на ночь глядя никуда не сбегут, а с утра можно будет их припугнуть или, напротив, задобрить. Остаться без людей на таком важном отрезке пути он никак не планировал.
— Может, и в самом деле это сделали демоны?
— Ну какие демоны, Коля?! Мы живем в двадцатом веке, здесь, того и гляди, скоро железную дорогу проложат, а ты — «демоны»…
Однако Гумилев чувствовал себя неспокойно, и беспокойство это исходило от фигурки скорпиона. В первый раз за долгое путешествие он, казалось, о чем-то предупреждал… К тому же начинало темнеть, а тут еще этот чертов труп…
— Пусть они зароют мертвеца, — велел Гумилев Феликсу. Тот передал приказание слугам, и они с недовольным видом отправились его выполнять. Естественно, тащить с собой труп в ближайший городок или деревню никто не собирался.
— Я думаю, заночуем здесь, тем более запас воды у нас есть, — сказал Гумилев Коленьке. Тот боязливо поежился:
— Тут же человека убили… Страшно, дядя Коля.
— И чем это место в итоге хуже других? В Абиссинии за последние лет сорок было множество войн, в которых убито множество людей. Откуда мы можем знать, где именно кто умер? И к тому же я ведь не предлагаю тебе спать на свежей могиле. Пройдем немного подальше, вон туда, где видны сухие деревца… Люди будут благодарны, они устали не меньше нашего.
Вдалеке, примерно в полуверсте, из песка действительно торчали какие-то уродливые черные ветки. Поскольку на привал остановились раньше, чем обычно, палатку поставили как полагается, и Коленька тут же улегся спать, даже не поевши, а Гумилев сидел у входа, чистил револьвер и слушал, как ссорятся слуги. Кажется, Феликс пытался их успокоить, но те не слушались. Опасения Гумилева подтвердились, когда переводчик подошел и сказал:
— Они боятся демонов, господин. Не хотят меня слушать. Говорят, что ночью придут демоны и всех убьют.
— Скажи, что мы скоро придем в Шейх-Гуссейн, святой город. Там не может быть никаких демонов. Не возвращаться же теперь назад?
— Я говорил им. Они боятся, господин.
— Пусть ужинают и ложатся спать, — распорядился Гумилев. — Утром разберемся. Гарантирую, что все проснутся с целыми пальцами.
В палатке Гумилев решил не спать до утра, но только прилег на бурнус (тот самый, недавно украденный и вновь обретенный!), как сон нахлынул на него теплой волной, и он не заметил, как задремал, хотя и боролся до последнего. Проснулся поэт от ружейного выстрела, прозвучавшего совсем рядом. Приподнявшись на локтях, Гумилев прислушался — не приснилось ли ему. Стрелять больше не стреляли, но мулы волновались и фыркали, а слуги переговаривались между собою. Взяв револьвер, Гумилев выбрался из палатки.