Остальное было делом техники: узнать, когда Ленин будет слоняться по Берну один, дать соответствующие указания Штернкукеру, а потом «спасти» надежду российской социал-демократии. Цуда доставило большое удовольствие срубить голову Бенциона Штернкукера одним ударом, так поразившим Ленина…
— У вас огромное будущее, товарищ Джамбалдорж, то есть Очиров, — говорил Ленин, провожая Цуда. — У вас есть колоссальный багаж знаний, вы завидный логик, а главное — вы человек действия. Там, где другие говорят, вы действуете. Партии очень нужны такие люди. Хотите, я стану рекомендовать вас в Центральный комитет?
— Ни в коем случае, — воспротивился Цуда. Ленин не настаивал, как и в случае со статьей про национальный вопрос для «Просвещения».
— У Горького вам понравится, — сказал он. — Отличная вилла, чудесный стол, море… Отдохнете, поправите здоровье, хотя оно у вас и без того отличное. А самого Горького — домой, только домой. Он нужен нам в России со своим авторитетом.
О собственном здоровье Цуда думал, и не раз, хотя оно не беспокоило его; скорее наоборот. Японцу исполнилось недавно пятьдесят восемь, а в волосах не было седины, на лице — морщин, двигался он легко, словно молодой… В фальшивых бумагах Габидуллы Иллалдинова пришлось указать другой год рождения — не настоящий, 1855-й, а 1870-й, куда более соответствующий внешности бывшего полицейского из Оцу.
А еще Цуда думал, что он давно не советовался со сверчком. Но и сверчок ничего ему не говорил.
Стало быть, он все делал правильно и без помощи сверчка?!
Или попросту стал уже его частью?!
* * *
— … Дядя Коля! Дядя Коля!
Гумилев очнулся, потому что его немилосердно трясли. В ушах гудело, но сквозь гул явственно прорывался голос Коленьки Сверчкова.
— Дядя Коля, вы живы?!
— Жив, — сказал Гумилев. Понял, что сказал это про себя, и повторил уже вслух:
— Жив.
— Слава богу… А то я выстрелил, вы упали…
Гумилев попытался подняться, но не сразу преуспел в этом. Наконец он сел на корточки. Лежащий на песке факел уже почти погас; Коленька стоял на коленях рядом и взволнованно бормотал:
— Он близко так подошел, я винтовку подхватил и выстрелил… Попал, он закричал — и бежать.
— Мне казалось, что эта тварь оторвала мне голову, — сказал Гумилев.
— Это я у вас прямо над ухом стрельнул, — признался Сверчков виновато. — Он уже рядом был, лапы к вам протянул.
— Спасибо, — коротко сказал Гумилев. — Спас…
В ушах продолжало гудеть, но чувствовал он себя вполне сносно. Потерев виски, он наказал Коленьке:
— Никаких геройских историй, договорились? Никаких демонов. Был… был, скажем, леопард. Набросился, мы стреляли, он ходил кругами, потом, когда его ранили, удрал. Вполне правдоподобная история, не правда ли?