– Нет, я видеть, просто видеть этого не могу! – кипела и булькала Милка, глядя на то, как Фатима рассеянно перекладывает на скатерти бриллиантовые кольца, серьги, искрящееся алмазными гранями колье. – Мне бы мой валенок Колька хоть бы раз, хоть один-единственный разок, хоть одно такое колечко!..
– Брось, у тебя их куча.
– Ничего не куча! И не такие все! Да погляди ты на нее, она же в них, как в игрушки, играет! Не понимает даже, доска с глазами, какие бабки в руках держит! И какого мужика!!! Да чего он в ней нашел, ни кожи, ни рожи, ни жопы!
– Отбей.
– И отбила бы, если б не воспитание! Тьфу, нет правды на свете...
Милка, впрочем, была права. Фатима не понимала ценности подарков. Окончательно я убедилась в этом в тот день, когда Фатима надела на себя три кольца, сапфировый браслет и серьги с огромными бриллиантами и собралась ехать во всем этом на вокзал. Слава богу, я оказалась дома и как могла втолковала ей, что если она поедет в таком виде на три вокзала, ее тут же зарежут. Фатима молча и изумленно пронаблюдала за моей кровожадной жестикуляцией, поняла, кажется, лишь то, что я почему-то требую снять украшения, и послушно начала стягивать кольца. А серьги я проглядела, и Фатима так и уехала на Комсомольскую площадь – с бриллиантами от Картье в ушах. К счастью, обошлось: видимо, вокзальное жулье тоже усомнилось в подлинности украшений.
– Ты бы, дурак, ей еще брильянт «Якутск-1968» из Алмазного фонда принес! – пилил вечером дед хмурого Шкипера. – Не видишь, что ли, что она цены их не знает? Забери лучше все да в банк положи на хранение, а то нас из-за тебя ограбят еще! Тьфу, связался черт с младенцем...
– Не твое дело, Степаныч... – бурчал Шкипер, но было видно, что он на самом деле растерян. В тот вечер, перед тем как уйти, он с досадой бросил в мою сторону:
– И что вам, бабам, только надо...
– Ну, не мне тебя учить.
– Машину, что ли, ей купить?
– Зачем? – постучала я кулаком по лбу. – На вокзал ездить? Не дури, опять будет деньги на ветер.
– Хоть бы курсы этого фарси открыли, что ли... Один английский везде, а чего нужно, не сыщешь.
– Попроси Ибрагима, он научит.
– Счас, научит он... Сволочь.
С тем и ушел.
Однажды вечером я вернулась из магазина и еще на лестничной клетке услышала страшную ругань, доносящуюся из квартиры. Ругались Шкипер и Ибрагим. Я открыла дверь, поставила на пол сумку с продуктами, сняла и повесила пальто, села на табуретку в прихожей и начала слушать.
– ...Не буду я ей это говорить! Не буду, и все! Как я ей это скажу?! Она еще пойдет и с набережной в воду сиганет! Иди сам объясняйся! – орал на всю квартиру Ибрагим. Как обычно в минуты волнения, в его речи резко усилился акцент, и я едва понимала гортанный поток слов.