— По вашим словам, они просто злы, — сказал Томас.
Она повернула к нему голову, и ему представилось, что ее прозрачные глаза устремлены на него.
— Не злы. Злыми бывают только люди. Но они и не смелы.
Он почти протянул к ней руку, не понимая зачем, но она уже отвернулась от него. Томас встряхнулся, заглушил свой порыв и поискал глазами мать.
Леди Гамильтон ушла вперед. Цвет ее лица стал лучше, но рука по-прежнему тянулась к жемчугам на шее, перебирала их на ходу. Близнецы шли за матерью, все еще препираясь.
— Вам не следовало приходить сюда, — хрипло прошептала Эсмеральда, как только троица отошла от них на достаточное расстояние.
— Значит, я должен оставить вас наедине с моей матерью, чтобы вы делали с ней все, что вам хочется? — Он не смог скрыть своей горечи.
— Вы делали это до сих пор, — сказала она, желая ранить его этими словами. И ранила.
— Только потому, что я не могу запретить ей видеться с вами. Пока что, — добавил он.
Она замерла, а потом пожала плечами с безразличным видом. Впрочем, он не поверил этому деланному равнодушию ни на йоту.
— Не я хочу заниматься расследованием обстоятельств смерти вашего брата. Если вы решили мешать мне, это повредит вашему делу, а не моему.
Томас тихонько выругался. Это была дурацкая сделка. Он это понимал. Но не хотел отказываться от своих фантазий, от надежды на то, что после стольких лет можно что-то изменить.
— Ваша мать не станет исповедоваться мне, пока вы витаете над ее плечом, точно ворон, — холодно продолжала она. — Вы должны оставить нас в покое, если хотите что-нибудь узнать. Положитесь на ваших шпионов, пусть они подтвердят содержание наших разговоров, коль скоро вам это нужно. Если, конечно, они могут прятаться так близко, чтобы услышать нас. — В ее последних словах послышалось легкое презрение.
Томас долго не двигался, глядя на нее. Эсмеральда стояла совсем рядом с клеткой со львами, темно-зеленое платье для прогулок облегало ее узкую талию и исчезало под черной вуалью.
Наконец он кивнул. Что еще ему оставалось делать?
— Ну так поговорите с ней. Я пойду… — Он усмехнулся. — К клетке с обезьянами. Полагаю, в этом есть некая поэтическая ирония. — Он с язвительным видом прикоснулся к полям шляпы и ушел.
Эм смотрела на его высокую широкоплечую фигуру, удаляющуюся от нее, и передернулась. Даже когда она нарочно провоцировала его, он не утрачивал контроль над своим лицом. Только когда она дразнила Варкура своим телом и его собственной похотью, ослабевала его железная хватка. И она не знала, придает ли это ей смелости или пугает.