— Ладно, хватит дурочку валять, — он повысил голос, — ответь мне честно, по-хорошему, и мы больше не будем это обсуждать. Я просил тебя вспомнить, о чем ты говорила с доктором Тихорецкой. Я дал тебе для этого достаточно времени. Теперь я тебя слушаю.
— Ну ты зануда, Шамка, — проворчала Анжела и громко, выразительно зевнула в трубку, — мы с доктором обсуждали мои операции, я просила выписать что-нибудь обезболивающее, у меня швы чешутся, спать не могу. Потом я спросила у нее, как открывается окно. Она показала, но предупредила, что мне надо опасаться сквозняков, ни в коем случае нельзя простужаться, потому что, если я чихну, швы могут разойтись. Ну как, интересно тебе? Мне продолжать?
— Продолжай.
— О Господи, ты даже не просто зануда, ты чемпион мира по занудству. Еще мы говорили о музыке, о Вертинском. Еще я жаловалась ей на Генку, что он не приехал за мной, не оставил денег даже на такси.
— Так. Дальше.
— Ну потом она рассматривала фотографии, которые валялись у меня в палате. На одной из них вполне мог быть Герасимов. Но специально о нем мы не говорили. Все? Я могу наконец лечь спать? И пожалуйста, умоляю тебя, не поминай ты больше про этого козла. Не можешь порвать его на куски, так хотя бы не поминай о нём при мне, хорошо?
— Спокойной ночи, — ответил Шамиль и тут же раздались короткие гудки.
— Я ничего не могу сказать без полного серьезного обследования, — заявил грек-онколог, прощупав Владимиру Марленовичу живот, заглянув в рот и оттянув веки, — вы должны были обращаться к врачам в России до приезда сюда.
— Они сказали, что у меня рак желудка с метастазами в печень и легкие.
Выпуклые темно-синие глаза грека скользнули по лицу Владимира Марленовича, тонкие смуглые пальцы отбили быструю дробь по подлокотнику.
— Может, вам стоит пройти повторное обследование у нас? — спросил он, чуть понизив голос. — В Керкуре замечательная клиника, специалисты, оборудование…
— Зачем?
Грек сдвинул смоляные брови, расстегнул верхнюю пуговку белоснежной рубашки:
— Это обойдется вам не дороже, чем в России. Возможны скидки.
Они говорили по-английски, тихо и быстро. Наталья Марковна их не понимала, напряженно переводила взгляд с врача на мужа, глаза ее двигались туда-обратно, словно она следила за полетом теннисного мяча. При слове «канцер» она вздрогнула.
— Дело не в деньгах, — снисходительно улыбнулся генерал, — я знаю свой диагноз и ни одного дня не хочу проводить в клинике.
— Почему?
— Потому что мне слишком мало осталось жить.
— Без медицинской помощи вам останется значительно меньше, — грек принялся сосредоточенно крутить массивный перстень с темным сапфиром и на генерала старался не смотреть.