- Горькой водки и пирожок! - закричал офицер с золотыми эполетами.
- Сахарной воды! - сказал статский. Мальчик явился с подносами.
Статский взял стакан с водою, отпил немного, поставил его на стол и посмотрел в лорнет на мальчика.
- Какой хорошенький мальчик, - прошептал он, поправляя свой шейный платок, - какое у него приятное выражение в глазах!
- Сядемте, господа, вон к тому столу, - сказал офицер с золотыми эполетами.
Все уселись у стола.
- А знаете ли? сегодня "Сильфида", - продолжал он, - сегодня все наши в Большом театре.
- А ты уж взял себе билет? - спросил офицер с серебряными эполетами.
- Мне нечего, братец, хлопотать о билете. У нас у всех билеты всегда одни и те же… в первом ряду, с правой стороны. Нам нельзя менять кресла.
- Гм! сакристи!.. - значительно воскликнул молодой человек в завитках и в пальто - герой этого рассказа, - у вас Большой театр на откупу. Вы там славно распоряжаетесь.
- Признаюсь вам, господа, - сказал офицер с золотыми эполетами, - я желал бы, чтоб спектакль продолжался с утра до ночи, только, разумеется, балет, а не другая какая пьеса, - мне это не могло бы наскучить: а то от семи до одиннадцати не увидишь, как и время пролетит.
- Что ж, вы не захотели бы и обедать? - заметил изнеженный статский.
- Почти что так… разумеется, забежал бы в кондитерскую или трактир перекусить чего-нибудь, да тотчас бы опять направо кругом и назад.
- Это для меня непонятно, - сказал статский, прихлебывая сахарную воду, - здешние танцовщицы… они, я думаю, совсем необразованны?
Офицер с золотыми эполетами несколько обиделся и пожал плечами.
- Позвольте вас спросить, что вы называете образованием? По-моему, образование - это вещь такая… о которой всякий… всякий судит по-своему…
- То есть, конечно, все почти они премиленькие, - перебил герой рассказа, - но ведь ни одна из них, верно, не говорит по-французски, особенно фигурантки…
- Фигурантки-то еще поумнее, братец, солисток. Я тебе откровенно скажу, что моя
Маша заткнет за пояс всех солисток, сколько их ни есть. Это не девочка, а золото; она почти и не румянится на сцене… У нее чудо какой цвет лица. В "Роберте", в третьем действии, когда они встают из гробов, она уж белится, белится, чтоб казаться бледнее, - нет, кровь у нее так и проступает сквозь белила.
- Все это хорошо; я сам иногда с удовольствием смотрю на танцовщиц, - продолжал герой рассказа, - соблазнительного в них много; зато уж ничего более. С фигуранткой невозможно думать о возвышенной любви; иное дело женщина в обществе, умная, милая вертушка…тут за ней волочишься, ей во французском кадриле или в мазурке немножко пожмешь руку, у нее глаза тотчас разгораются, она отвечает тем же. С женщинами, я вам скажу, надобно иметь только дерзость - это главное: с дерзостью наверное выиграешь. Ведь я испытал все это…