– Но почему?
Ной вздохнул.
– Она любила сад, но ей было слишком больно его видеть. Стоило Элли выглянуть из окна, и она начинала плакать, как будто у нее сердце разрывалось.
Я не сразу понял почему, а потом произнес:
– Из-за Джона…
Джон, их сын, умер в четырехлетнем возрасте от менингита; Джейн, как и Ной, редко упоминала о нем.
– Она чуть не умерла, когда потеряла его. – Ной помолчал. – Я сам чуть не умер. Джон был такой прелестный малыш – и именно в том возрасте, когда дети начинают познавать мир, когда им все кажется новым и прекрасным. Он всегда пытался играть со старшими и бегал за ними по двору. Джон никогда не болел. Ни воспаления уха, ни серьезной простуды. У нас был настоящий шок. Вот только он играл во дворе, а через неделю его похоронили. После этого Элли не могла ни есть, ни спать, если она не плакала, то бродила по дому как лунатик. Я сомневался, что она оправится. Тогда жена и попросила меня уничтожить розарий.
Ной замолчал. А я даже не мог вообразить, каково это – потерять ребенка.
– Почему же вы не выкорчевывали розы? – спросил я наконец.
– Подумал, что в ней говорит горе, – негромко ответил Ной. – Я не был уверен, действительно ли она этого хочет или же у нее просто очередной приступ. Поэтому я ждал. Попроси она еще раз, и я бы сровнял розарий с землей. Или хотя бы одно из сердец, если бы Элли предпочла сохранить остальные. Но она так и не попросила. А потом? Элли, конечно, часто их рисовала, но начала относиться к ним по-другому. Когда мы потеряли Джона, розы перестали приносить ей радость. Даже когда мы праздновали там свадьбу Кейт, Элли испытывала смешанные чувства.
– Ваши дети знают, почему сердец пять?
– Возможно, подозревают в глубине души, но, во всяком случае, додумались они сами. Мы с Элли не больно-то любили об этом рассказывать. После смерти Джона стало приятнее считать розарий одним подарком, а не пятью. Так и повелось. Когда дети стали старше и принялись задавать вопросы, Элли говорила, что я посадил розы для нее. Поэтому дети думают, что это романтический подарок.
Краем глаза я заметил, как к нам плывет лебедь. Странно, что он не появился раньше. Интересно, где он был. Я думал, Ной сразу же бросит ему хлеба, но старик подождал, пока лебедь не подплывет ближе. Когда между ними осталось всего несколько футов, птица как будто насторожилась, а потом, к моему удивлению, вышла на берег.
Лебедь заковылял к нам; Ной протянул руку, погладил его, тихонько заговорил, и меня вдруг поразила мысль о том, что птица всерьез скучала. Ной покормил своего любимца, а потом я в изумлении смотрел, как лебедь улегся у его ног.