— Вот так? — глухо спросил Кил, покрывая влажными поцелуями левую грудь. Он оторвался, поднял голову, посмотрел прямо в широко раскрытые и немигающие глаза Рины.
— Да, — чуть слышно прошептала она. Кил вновь опустил глаза на ее груди.
— Ты — само совершенство, — нежно выговорил он и принялся покрывать поцелуями ее тело.
— Да ничего подобного, — слабо откликнулась Рина. — Ради Бога, забудь про совершенство.
— Для меня ты совершенство. Я даже и не ожидал такого.
Рина вздрогнула, но не пыталась сопротивляться, когда губы его скользнули вниз и язык прижался к нежной кожице ее лона.
— Ты — словно мед, и море, и солнце, и ветер, — прошептал он. — Рина…
Где-то внизу живота, у самых бедер, отпечаталась почти невидимая светлая полоска. Почувствовав, что язык его коснулся этого места, Рина резко дернулась.
— Вот видишь, говорила же я тебе про совершенство, — выдохнула она.
Кил готов был убить себя. Полоска — маленький шрам. Свидетельство того, что Рина была матерью. Напоминание о детях, которых она потеряла.
Теперь она отдаляется от него — в глубь своего сердца. в свое потаенное «я», сожалеет, что открылась ему, а может, и боится. Женщина помоложе, женщина, которая никогда не рожала, не носит такого клейма.
Но отступить Кил не мог, особенно сейчас, когда их будущее еще так хрупко и неопределенно. Особенно сейчас, когда кровь у него кипит, как раскаленная лава, заставляя все тело содрогаться.
— Кил! — выдохнула Рина и изо всех сил ухватила его за волосы. Не обращая внимания на боль, он приподнял ее, вновь нарочно прижался губами к светлой полоске, не позволив вымолвить и слова, скользнул пальцами по бедрам к коленям и, не дав Рине стиснуть ноги, резким, мгновенным движением развел их в стороны, а потом поднял голову и хрипло заговорил;
— Не уходи от меня, дорогая, не оставляй. Никогда. Все в тебе прекрасно. Даже шрам. Это часть тебя, точно так же, как годы и события, оставшиеся позади. Все хорошее и все плохое. Все, что с нами происходит, — это мы сами, и, если бы ты была другой, я не мог бы так тебя любить, так желать, как люблю и желаю.
Рина, не отрываясь, смотрела на него, но в уголках глаз закипали слезы. Губы, так прекрасно округлившиеся и повлажневшие от его поцелуев, дрожали.
— Может, лучше подождать… — начала она.
— Как бы не так! — взорвался Кил.
Он неожиданно вцепился ей в волосы, впился в губы — в яростном, но и жертвенном порыве. И снова она ощутила его ладонь у себя на талии, ищущие, ласковые, настойчивые пальцы на бедрах, на груди. И вот уже ее ждущее тело готово принять упоительную напряженность его тела.