Как и весь Стоили, церковь была старой и неухоженной. Облупившаяся краска сходила со стен чешуйками отмершей кожи. Там, где она отвалилась совсем, темнели пятна серой штукатурки. У молящейся Девы Марии на фреске не было рук. Запыхавшиеся мальчишки обошли помещение в поисках, где лучше спрятаться. Ступая прямо по надгробным плитам епископов и благодетелей, чьи имена почти полностью стерлись под подошвами прошедших веков. Они уселись в маленькой боковой часовне, присоединившись к какому-то гипсовому святому. Его глаза были полузакрыты, как будто он хотел спать или попросту перепил, а в руках он держал связку четок, причем их было столько, словно святой собирался сплести веревку, чтобы кого-то связать.
Они сидели и улыбались друг другу, разгоряченные после недавнего приключения, и тут в церковь вошли какие-то люди. В пустынном безмолвии их шага звучали резко и неприветливо, и как-то очень не к месту. Но шаги вскоре стихли. Мальчишек никто не заметил. Они сидели в часовне и ждали, пока у них не появится ощущение, что уже можно выходить. Новый друг А, его единственный друг, мальчик по имени В, стырил книгу церковных гимнов. А разглядывал потолок, выкрашенный в пронзительно-синий цвет и усыпанный золотыми звездами. Эти звезды на нарисованном небе почему-то казались ему более реальными, чем настоящие на настоящем, всамделишном небе. Потолок поддерживали колонны, толстые, как бедра Господа Бога; на колоннах, ближе к верхушкам, стояли скульптурные изображения каких-то еще безымянных святых. Некоторые держали в руках свои атрибуты: инструменты своего мученичества. Некоторые — собственные отрубленные головы. Зрелище, надо сказать, отвратное.
Они шлялись по городу до самого вечера. Дрянные мальчишки, утверждавшие себя в этом качестве мелкими магазинными кражами и бессмысленным вандализмом. Эти выходки сблизили их, укрепили их дружбу. Они нашли друг друга — два одиночества, отвергнутые всем миром. Те, кто видел их вместе, могли бы поклясться, что они если не братья, то уж точно — большие друзья. Они замечательно подходили друг другу, эти два мальчика, с буквами вместо имен. А и В. «А и Б сидели на трубе…» Такие разные, но именно эти различия их и объединили. Буквально за день они сделались неразлучны, как бумага и ручка, как соль и перец, как авария и «скорая».
Но день близился к вечеру, такому же серому и заскорузлому, как весь Стонли-Бирн, и вот в конце улицы возникли три смутных фигуры. А узнал их сразу: мальчишки из его класса, его мучители. Его проклятие.
А давно научился ходить «огородами»: по грязным проулкам, обходными путями, давая немалый крюк. Но рядом с отвязанным В, который, похоже, вообще ничего не боялся, он как-то утратил всегдашнюю бдительность.