— Ты думаешь?.. — Шторм осекся.
Зверь застал их обоих врасплох.
Он появился внезапно, без всякого предупреждения.
Ему предшествовало лишь подспудное ощущение, что к кладбищу приближается некая громадная темная масса, как будто надвигалась сама ночь. И появился он вовсе не там, где его ожидали, — не рядом с заснеженным куском оленины. Он появился в каких-нибудь пяти ярдах от них, на каменной ограде, он наблюдал за ними, и глаза его плотоядно блестели.
Шторм бросился вперед и, раскинув руки, загородил собой Харпер. В его поступке было столько великодушия и благородства, что у Харпер дрогнуло сердце. Но тратить время на сантименты она не собиралась. Харпер перехватила трость левой рукой, и в следующее мгновение в ночном воздухе сверкнула холодная сталь клинка.
— За меня не бойся, — буркнула она. — Снимай.
Шторм энергично принялся за дело. Он без промедления сорвал с одной из камер полиэтиленовый пакет и открыл футляр.
Харпер с опаской наблюдала за ним. Фотокамеры, равно как и прочие механизмы, оставались для нее такой же загадкой, как изображение белой лошади в Аффингтоне[10]. Шторм, прикрывая ладонью объектив, уверенно поднял аппарат.
Сверкнула вспышка. Зверь насторожился. С глухим утробным рыком он оглянулся, и две ослепительные молнии, как две белые смерти, устремились через заснеженное кладбище к глазнице — объективу камеры.
Гортанный хохот Харпер прорезал ночь.
— Ха-ха-ха! Отличная получится обложка. Молодчина. «Так жаждет человек испить любви глоток смертельный…» — Харпер питала страсть к цитированию.
Зверь повернулся к ним всей своей тушей. У Шторма перехватило дыхание.
— Ух ты, — пробормотал он растерянно, однако, к вящему удовольствию Харпер, ни на секунду не прекратил щелкать затвором. Ночная мгла то и дело озарялась яркими сполохами фотовспышки.
— Что это за тварь? — спросил Шторм.
— Felis concolor, мой мальчик, — с радостным энтузиазмом юного натуралиста ответила Харпер. — Oregonensis, судя по размерам и согласно теории Бергмана[11]. Дикий представитель семейства кошачьих. Пума, пантера, кугуар — так, кажется, его называют в Америке. Естественный ареал обитания — от Ванкувера до Патагонии.
— Вот те и на, — пробормотал Шторм, снова нажимая на кнопку. Зверь оскалил пасть, и из его утробы выкатилось глухое ворчание. — А здесь-то он какого черта делает?
— Трудно сказать. По-моему, в данный момент он соображает, что вкуснее — оленина или человечина.
Снова сверкнула вспышка, и огромная бурая кошка, обнажив чудовищные клыки, припала на задние лапы и занесла переднюю, словно давая понять, что намерена уничтожить двух наглецов. Тварь вполне могла это сделать. Несмотря на свою массивность, она была необычайно подвижной. Она знала свое дело, и ей не составило бы труда разделаться с ними обоими. Плевое дело. Два засвеченных негатива — вот и все, что осталось бы от Харпер и Шторма.