Прошло уже семь дней с тех пор, как он поселился в доме у наложницы купца Такурая, но никаких событий за это время не произошло. Ежедневно утром и вечером Матахатиро брал собачку и отправлялся на прогулку в храм Эко-ин. Собственно в этом пока и состояла вся его работа.
Эко-ин занимал обширный участок земли площадью в пять тысяч и сто один цубо.[12] На большую поминальную службу в седьмой день седьмой луны и в те дни, когда ковчеги с изображениями будд выставляли на храмовом дворе для поклонения, сюда приходили толпы народа, но в остальное время на огромной территории храма стояла полная тишина. Обычно Матахатиро с собачкой шли от гигантской бронзовой статуи сидящего Будды к главному святилищу, огибали его и мимо Зала Трех Будд выходили к камфарному дереву, растущему на краю лотосового пруда. Обойдя пруд по кругу, они возвращались домой. Ни одного подозрительного человека им пока не попалось.
За это время Матахатиро успел познакомиться с Токубэем Такураей, хозяином О-Тоё. Тот тоже упрашивал его как можно внимательнее следить за собакой. Тем не менее, с течением времени, не отмеченного никакими происшествиями, Матахатиро стал испытывать что-то вроде угрызений совести за вынужденное безделье, которому он целыми днями предавался в своей комнате, даром получая пищу и крышу над головой.
В один из таких дней О-Тоё вместе со своей служанкой О-Ёси отправилась в баню, и Матахатиро остался один в пустом доме. Он уже знал, что О-Тоё всегда посещала баню, если вечером ее собирался навестить Такурая. В бане женщины проводили не менее двух часов и возвращались оттуда раскрасневшиеся и в приподнятом настроении.
Мару вела себя тихо. Не иначе снова дремала, по обыкновению положив мордочку на передние лапы. Когда солнце перемещалось, и тень от дома наползала на собаку, та нехотя вставала, переходила на освещенное место, там неторопливо укладывалась и засыпала в той же самой позе. По собственной воле это создание передвигалось только для поиска местечка потеплее или ради кормежки.
На прогулках Матахатиро нарочно выпускал Мару в таких местах, где она могла бы вволю побегать, но та, будто чего-то стесняясь, никогда не бросалась резвиться, подобно другим собакам. Ее лень превосходила все мыслимые границы. «И что они все в ней нашли», — часто думал Матахатиро. Однако покуда эта псина оставалась его единственным источником дохода, вслух он, разумеется, ничего такого не произносил.
Размышляя о собаке, Матахатиро сам не заметил, как задремал. Погода на улице стояла умиротворяющая: ни жарко, ни холодно. В такое время любое не обремененное заботами живое существо, будь то собака или человек, непременно тянет в сон. И тут, когда Матахатиро в полусне подумал, что все-таки нехорошо смеяться над убогой тварью, его подопечная вдруг залилась громким лаем.