Притянутый к ее груди — к женской груди, вне всяких сомнений, — он разглядел что-то женственное и в чертах ее лица. Она была интересная женщина. Не хорошенькая, нет, не изящная, какой, предположительно, должна быть благородная дама. Не утонченно совершенная, как его сестра, не соблазнительно округлая, как вдова. Но это было лицо, способное приворожить — и под стать духу, которым Виллем восхищался годами. Он поразился тому, какую глупость совершил, отказавшись от нее этой ночью. Он смотрел вверх, на ее лицо, Жуглет поглядела вниз, и, когда их взгляды на мгновение встретились, она улыбнулась ему, очень личной улыбкой. От этой улыбки внутри у него все перевернулось, в особенности когда он вспомнил, что брат короля во все глаза смотрит на него.
Конрад почувствовал беспокойство брата, даже не глядя на него. И повернулся к Павлу, собираясь спросить, что его так взволновало, с тем расчетом, чтобы еще больше позлить.
Однако на лице кардинала было выражение, которое Конрад хорошо помнил еще по их подростковым словесным схваткам: хитрое, ликующее, победоносное; обычно оно всегда предвосхищало крупную ссору. Конраду не требовалось даже проследить за взглядом брата. Он знал, что Павел смотрит на Жуглета и Виллема.
Жуглет демонстративно захлопала бледными ресницами.
— Ох, мой господин, вы такой храбрый, преданный, рыцарственный, великодушный, сильный — и очень красивый. Единственное препятствие, стоящее на пути нашей любви…
Она посмотрела на него с таким чисто женским обожанием, что он невольно покраснел…
Но это выражение мгновенно исчезло. Она с силой оттолкнула его и спросила совсем другим, удивительно мерзким тоном:
— Каково ваше происхождение, сударь? Вы ведь просто безземельный рыцарь, не так ли? Ба! Я придерживаюсь правила — влюбляться только в свою ровню или в тех, кто выше.
И она театральным жестом показала ему нос.
Зрители — и молодые дамы, и их зрелые мужья — рассмеялись, признавая, что да, такова жизнь, ничего не поделаешь.
Виллем вскинул руку, призывая всех к молчанию, и горячо возразил:
— Но, моя госпожа, разве чистая любовь не поднимает ничтожнейшего до невиданных высот? И разве я уже не сделал первый шаг в этом направлении, просто самим фактом своей бескорыстной любви к вам?
Отбросив женственную манеру вести себя, Жуглет со смаком провозгласила, обращаясь к аудитории:
— Наш рыцарь — ученик Андреаса Капеллануса, модного французского монаха! Это цитата из его первого диалога об идеальной любви!
— Правда? — удивился Виллем. — А я считал, что придумал это сам.
Зрители расхохотались, что еще больше взвинтило его.