Павел, пристроившись у помоста, весь вечер сверлил взглядом Линор, словно надеялся внушением заставить ее сделать ложный ход и тем самым помешать физическому завершению ее внезапного взлета. Когда Жуглет оказалась рядом с ним, он почувствовал на себе ее взгляд и оглянулся. Жуглет не удержалась и победоносно ухмыльнулась. Павла перекосило.
Она нашла взглядом Альфонса — как там его беседа с Виллемом? — и чуть не застыла на месте от изумления.
В дверном проеме, между Виллемом и Альфонсом, стояла Имоджин.
Своей бледностью она напоминала привидение, под глазами залегли тени, такие же серые, как ее дорожное платье. Граф, положив руку ей на плечо, повел девушку к скамейке у стены, но выглядел при этом не как отец, заботящийся о дочери, а скорее как конюх, ведущий раненую лошадь. Она явно устала с дороги, выглядела почти больной, и Жуглет испытала мимолетное раздражение: и без того стоило больших трудов уговорить Виллема пойти на этот брак, а теперь еще эта бледная немочь своим видом все только усугубляет.
Было очевидно, что все трое готовы сквозь землю провалиться от неловкости. Альфонс, скорее всего, решил представить дело так, будто речь идет о невинном знакомстве, хотя все трое прекрасно понимали, что это фарс. Продолжая танцевать, Жуглет вытянула шею, чтобы лучше видеть: ее прямо зачаровало, до какой степени граф плох в роли свата. Имоджин совсем посерела и, по-видимому, собиралась хлопнуться в обморок, даже сидя на скамейке. Виллем склонился над ней, весь красный. Ну и неумехи.
«Неужели я должна все делать сама?» — подумала Жуглет. Она надеялась, что, по крайней мере, будет избавлена от необходимости знакомить собственного любовника с его будущей женой. Увы. Отпустив руку партнерши, она протолкалась сквозь парчу, шерсть, шелк и облака кружев, запахи розовой воды, вина, корицы и немытых мужских тел и добралась до троицы.
Альфонс, как выяснилось, оказался даже более туп и неотесан, чем она предполагала: то, что со стороны выглядело как церемонное знакомство, на практике оказалось помолвкой. Обе стороны, неловко и через силу, уже успели дать свое согласие. Этот последний факт принес Жуглет некоторое облегчение: все-таки не придется самой сводить их.
— Позвольте мне первому поздравить вас! — сердечно воскликнула она, стараясь не смотреть на Виллема.
Театрально опустившись на колени, она поцеловала вялую, влажную руку Имоджин, затылком чувствуя сверлящий взгляд Виллема.
— Мне не совсем хорошо, — произнесла Имоджин так тихо, что у Жуглет мелькнула мысль, не для нее ли одной предназначается эта фраза. — Надеюсь, вы меня извините… Мой отец и мой… жених сообщат счастливую новость императору. И императрице, — извиняющимся тоном поспешила добавить она.