– разговорам обо всем и одновременно ни о чем конкретном. Мы с дю Понтом заняли стратегически выбранные места на противоположных концах кают-компании и демонстративно расположились спиной друг к другу. Но долго это продолжаться не могло. Жиль был слишком известен среди широкой публики и не прошло и получаса
как вокруг него завязалась дискуссия о великой цивилизаторской роли римлян среди «диких северных варваров». Я пару раз порывался сделать несколько язвительных
комментариев, но каждый раз сдерживался, отчего настроение у меня стало донельзя желчным.
– Эти французы стали такими скучными, – прервал мои размышления женский голос, это была вчерашняя актриса, Берта Хелена.
– Да что вы, по сравнению со шведами…
– Я не о том. Все эти рассуждения про национальную и расовую политику так утомляют…
– О, вы еще не слышали Муссолини, – я усмехнулся.
– Слышал, слышал, – к нам присоединился Хеммет Синклер.
– Ну, вот он то как раз потрясающе киногеничен, – заметила Берта.
– Что?
– Ну, идеален для кинематографа, харизматичен, прекрасно смотрится в кадре – пояснила девушка. Она произносила «кинематограф» вместо «синематографа», тогда это было признаком своего рода близости к этому занятию, неким профессиональным шиком.
– Я вижу, вы неплохо разбираетесь в режиссуре, – продолжал внедряться в наш разговор Хеммет.
– Вы мне льстите, – она смутилась, – честно говоря, я мечтаю снять собственный фильм, но пока мне еще многому надо научиться…
– Только держитесь подальше от политики, – заметил Синклер, – Вы даже не представляете, насколько это неджентльменское занятие. И от политиков тоже…
– Вы преувеличиваете, – она засмеялась, – они совершенно безобидны.
– Нет, нет, не обольщайтесь, – горячо возразил Хеммет.
– А вы что думаете о политиках? – девушка попыталась найти поддержку у меня. Я несколько растерялся. Значительную часть того, что я думал о политиках, было решительно невозможно произнести при дамах.
– Ну… Среди них есть самые разные люди…
– Но крайне мало приличных, – улыбнулся Синклер.
– Вы на редкость язвительны, – она обиделась.
– Ну что вы, – он словно не заметил ее раздражения, – я просто само обаяние. Но надо же как-то компенсировать глубокомысленное молчание нашего ученого друга. Ну да, я не всегда могу блеснуть красноречием, особенно в разговорах о политике… Но с другой стороны, Хеммет был уж слишком назойлив.
– А вы, часом, не коммунист? – теперь язвила уже Берта.
– Нет, но если честно, левые мне симпатичнее разнообразных фашистов, ничего не могу с собой поделать, – Синклер развел руками.