Об этом я и сказал Годунову, еще раз поблагодарив за хлеб-соль и за то, что он так здорово меня выручил.
— Как? — удивился он. — А разве ты не останешься на моей свадьбе?
— С дочкой Малюты? — уточнил я.
Он поморщился, точно от зубной боли, и нехотя протянул:
— На ней, — тут же начав торопливо объяснять, что его согласия, собственно говоря, никто особо и не спрашивал.
Дело в том, что его дражайший стрый-дядюшка Иван Иванович по прозвищу Чермный, так и не достигнув на государевой службе особых высот, лишь раз за все время приподнявшись до должности третьего воеводы в Смоленске, в которой он пробыл всего год, теперь, после введенной Иоанном Грозным опричнины, как с цепи сорвался, выискивая любую возможность, чтобы вскарабкаться повыше.
— Он и сынов своих рындами хотел пристроить, да туда лишь одного Дмитрия взяли, а потом вот за меня принялся. Да и мне самому деваться некуда. Пить-гулять еще куда ни шло, а резать да убивать — с души воротит. Там же без этого никак. А за тестевой спиной авось и схоронюсь, чтоб греха на душу не взять.
— А уехать? — спросил я.
— Куда? — скривился он. — Сюда? Здесь лишь праведникам раздолье, а я еще молодой, пожить хочу. Да и не бросают цареву службу по своему хотению.
— Невеста-то как, ничего? — поинтересовался я.
— Маша-то? — усмехнулся он. — Покамест лик разобрать тяжко — ей же едва-едва двенадцать годков исполнилось. Какой станет, когда в пору войдет, — пойди пойми. Ныне ей кукол бы побольше, вот и вся забота.
— В дочки-матери любит играть, — усмехнулся я. — Так возраст такой.
— Нет, у нее другие игрища, — помрачнел Борис— Она больше в пыточную норовит. Для того и кукол много надобно — она им ножом ручки-ножки отрезает, ну а потом и до головы добирается… — И спохватился, замолчал.
— Зато у вас дети хорошие будут, — ободрил его я.
— Правда? — Его лицо тут же просветлело. — Не лжешь в утешение?
— Нельзя мне, — напомнил я. — Так что про детей — правда. И умные, и красивые.
А про их несчастную судьбу говорить не стал. Может, когда-нибудь потом, да и то намеками, а пока ни к чему.
— Ну раз дети, тогда можно и жениться, — махнул он рукой и вновь поинтересовался, искательно заглядывая в глаза: — Может, останешься на свадебку-то, а?
Ну как тут откажешь.
Опять же теперь есть в чем появиться, так что полный порядок. Я даже придумал, какой сделаю подарок. Это будут два золотых дуката на цепочке — один жениху, а другой невесте. На сами цепочки уйдет третий дукат, должно хватить, а нет — есть четвертый, да еше один в запасе.
Вот только радовался я недолго. Вечером, ощупав ферязь, я понял, что в очередной раз недооценил остроносого. «Васятка Петров» сумел обнаружить мой тайник и выгреб его дочиста, кое-как зашив по новой.