В конце концов, он сам виноват — в придачу к своим советам надо было подкинуть мне мозгов ими воспользоваться. А так я лишь втихомолку угрюмо думал, что проявлять мудрость в чужих делах, глядя на них со стороны, гораздо проще, чем в своих собственных, вот Борис и надсаживается.
Тот досадливо морщился — неприятно видеть, как твои умные слова умирают в ухе у дурака, — но продолжал столь же горячо и настойчиво убеждать меня в том, чтобы я попросту ложился спать и никуда не ходил ни сегодня, ни завтра.
Расклад у него получался и впрямь настолько чистым и гладким, что, как знать, в иное время я бы, может, и прислушался к его словам. Вот только не зря говорится, что давать советы глупцу или влюбленному, пускай даже самые лучшие и самые разумные, все равно что пытаться удержать ветер в клетке или воду в решете. Так и тут.
О том, что на самом деле мне от него нужно, я решил поговорить с ним «по-трезвому». Надираться, разумеется, не собирался — просто слегка взбодриться, и все. В первую очередь выпивка предназначалась для моего собеседника — я надеялся, что после легкой дозы у Годунова прибавится смелости.
Увидев мою бутыль, он деловито понюхал содержимое, слегка поморщился, заявив, что в царевых палатах такие меда пьет лишь челядь, да и то задняя[82], и куда-то исчез, заверив, что явится мигом, Отче наш прочесть не успею. Насчет молитвы он немного прихвастнул, но отсутствовал и впрямь недолго, появившись минут через десять — пятнадцать с увесистым кувшином в руках.
А потом мы с ним слегка выпили, после чего я… почти сразу отключился. Так это…
Я прищурился, с подозрением уставившись на Бориса.
— Федорыч, — вкрадчиво произнес я, — а мой крепкий сон?..
— Ну да, — простодушно покаялся он. — Сбегал к Бомелию, пожаловался на бессонницу да опосля сызнова к тебе, а зелье, что он дал, в мед влил. А куда деваться, коль ты моих увещеваний слухать не желал. Мыслишь, я не зрел, в экой лихоманке твоя глава металась? Оно ж по очам видать было — словно в бреду. — И попросил: — Ежели костерить меня учнешь, так ты дюже сильно глотку не надсаживай. Лучше вполголоса, а то нехорошо, услыхать могут. — И многозначительно указал на дверь.
Ох и хитер парень. По сравнению с ним жуликоватый хитрован Дубак — дите дитем. Да что Дубак, тут и Ицхак отдыхает. Ну какой же русский человек матюкается вполголоса? Для этого и впрямь надо не просто числиться в иностранцах, но быть им на самом деле, то есть соответствовать по духу. Не зря я вчера хотел подключить Бориса к своей затее с побегом. Уж он-то точно что-нибудь придумал бы. Только это было вечером, а теперь даже не утро — день на дворе. Поздно, милый. Или?..