— А теперь? — осторожно спросил я.
Ну уж нетушки, — улыбнулась она и озорно подмигнула. — Теперича, опосля того небушка, кое ты для меня яхонтами с латами усыпал, мыслю — поживу покамест. Я еще и ирода ентого переживу, — пообещала она зло. — Да не токмо переживу, а дождусь, чтоб и кости его поганые сгнили[25].
Имя «ирода» я у нее спрашивать не стал — и так знаю. К тому же она почти сразу, судя по мечтательной улыбке, сменившей злость, забыла о нем.
А чтоб еще крепче помнилось, я себе и имечко возьму в честь твоего подарка — Дарья. Чай, царице, хошь и бывшей, в выборе перечить не станут. Тебе ж одно молвлю — завидую я ладушке твоей. Как представлю, что у ней не три ночи, вся жизнь такая будет, — слезы на глазах. Нет-нет, ты не помысли, что злобствую, — тут же встрепенулась она, решив, что я могу неверно истолковать ее слова. — Я ж по-доброму. Я теперь за вас молиться стану, чтоб счастливы были и ты, и она. Как ее имечко-то?
Мария, — сказал я, немного помедлив.
Вот за Константина да Марью и стану богу поклоны бить. Сказывают, от христовых невест просьбишки прямиком господу в уши летят — авось и мою услышит о счастьице вашем. Вишь как ладно — ты мне, выходит, и с этим подсобил, а то я раньше и не знала, за кого молиться.
— За себя, — тихо произнес я.
Ты еще скажи — за него, — слабо улыбнулась она. — Себя мне токмо отпевать осталось, а это негоже — другие для такого сыщутся. Нет уж, я за вас. Ну и ты, коль вспомянешь ненароком, поставь свечу святым угодникам. Токмо молись не за инокиню Дарью — лишнее оно, а за то, чтоб они тебя во сне мне ниспослали.
Я… заеду еще, — пообещал я. — Обязательно заеду.
Не надо, — мотнула она головой. — Одно переживание, а проку никакого. Пусть уж разом все кончится. И провожать меня не ходи. Не хочу, чтоб ты на моем постриге был и в рясе меня зрил. Лучше такой запомни, ладно?
И ушла.
Навсегда.
Я сдержат слово. Слегка удивленному таким отсутствием контроля с моей стороны подьячему Телепню Наугольному я заявил, что царица на кресте поклялась вести себя достойно, лишь бы моя рожа не маячила перед ее глазами — уж больно обрыдла за время путешествия.
— Да нешто ты виноват, князь-батюшка, — робко попытался утешить меня Наугольный. — Не по своей воле бдил — повеление государево сполнял. Зато теперь царь беспременно тебя наградит. — И грустно вздохнул.
Оставаться тут ему явно не хотелось.
«Наградит… за свои рога, — улыбнулся я и задумался. — А интересно, был ли хоть один смельчак, который наставил Иоанну Васильевичу сие ветвистое украшение?» И пришел к выводу, что вряд ли. Уж очень дорогую цену пришлось бы платить, если б выплыло наружу. Это только в легендах за ночь с Клеопатрой мужики готовы были отдать жизнь, а в реальности все предпочитают расплатиться подешевле.