Во рту появился мерзкий привкус железа — похоже, кровь. И тут же я почувствовала нарастающую боль во всем теле, особенно в спине, лежащей на чем-то крайне твердом, холодном и негостеприимном.
И только после этого мои до этого момента крепко зажмуренные глаза распахнулись — и не увидели ничего. Там, куда меня забросила воронка черного пламени, оказалось совершенно темно. Я испуганно заморгала, попыталась повернуть голову и, не удержавшись, застонала от боли.
— Очнулась? — поинтересовался равнодушный голос, а потом велел: — Встань!
Ха! Вот интересно, как? Стиснув зубы, я перекатилась на бок и попыталась приподняться на локте с тайной надеждой разглядеть говорящего.
Бамммс! Локоть вывернулся из-под меня, и я больно и гулко приложилась головой о каменный пол, на котором лежала. Это что, тоже часть обряда??!! Что-то я не припомню таких душераздирающих подробностей. Впрочем, родни у меня было мало, и единственный раз в жизни мне довелось принимать участие в Роданице ещё при жизни родителей, в возрасте приблизительно пяти лет…
— Я велю тебе встать! — без какого-либо выражения повторил голос.
Мне безумно захотелось сказать на это что-нибудь такое доброе-предоброе, но, к моему искреннему сожалению, такая роскошь, как дар речи, ко мне пока не вернулась. Ну, ничего, я постараюсь не забыть о своем скромном желании до тех пор, пока не смогу говорить…
Вторая попытка оказалась успешнее — я сумела сесть. Теперь я сидела на пыльном каменном полу, стараясь восстановить перебитое непомерным усилием и жестокими укусами боли дыхание и вглядываясь в поскрипывающий и позвякивавший мрак. Похоже, что тот, кто увлеченно скрипел пером, в освещении не нуждался.
— Встать, а не сесть! — спокойно велел голос, а затем раздался щелчок, и нечто сильное и цепкое, послушное его воле, подхватило меня под мышки, вздернуло вверх и поставило на ноги.
Хорошо хоть сразу не отпустило — приложилась бы я тогда об пол не слабо…
Шатаясь на нетвердых ногах, я попробовала поймать равновесие, но правая нога подвернулась, и, если бы не удерживавший меня невидимка, валяться бы мне снова в пыли. Раз за разом я делала попытки устоять на месте без посторонней (и крайне неприятной) поддержки, но лишь какое-то время спустя мои колени перестали противно трястись. Теперь я была почти уверена, что не хлопнусь на пол, как только меня перестанут держать. Однако невидимые руки не торопились исчезать, не давая мне двинуться с места. Внезапно в десятке локтей от меня ярким ровным светом вспыхнуло с полторы дюжины свечей в высоком круглом подсвечнике, заставив меня снова зажмуриться и прикрыть локтем немилосердно заболевшие глаза, в которых радостным хороводом закружились черные блескучие мушки.