Негоциант услышал долгий скрипучий звук, который, видимо, был криком боли. Увидел, как лапы волка начинают растворяться, погружаясь в белое тело, словно в трясину. Но мгновения отсрочки было достаточно, и Рамон ударил всей своей силой. Три белых сверкающих спирали вылетели из его груди, врезаясь в существо, извивающееся на земле. Магия вриколакос и сила артефактов соединились в ослепительной вспышке.
Рамона отшвырнуло в сторону, но он тут же вскочил, не чувствуя боли. Кусты вокруг были испепелены, земля выжжена и покрыта тонким слоем пепла. Больше никаких следов от существа не осталось.
Чувствуя внезапную усталость, негоциант отошел в сторону. Тяжело опустился на первую попавшуюся скамейку. Мешочек с травами в кармане вьесчи превратился в труху, отдав заключенную силу.
«Мне всегда везло. Под рукой постоянно оказывалось средство, спасающее от смерти». Силы артефактов, соединенные с магией оборотней, спасли его. Если бы в кармане не оказалось трав, собранных Рогнедой, его бы уже не было в живых.
Вьесчи достал телефон.
Ответили почти сразу:
— Слушаю.
— Доброй ночи, Фелиция. Извини за беспокойство. — Рамон машинально потер быстро заживающие ожоги. — Срочное дело. Помнишь тысяча восемьсот восемьдесят девятый год? «Восточный экспресс».
— Помню, — ответила мормоликая после непродолжительной паузы.
— Сегодня я встретился со вторым… то есть второй.
Над садом распустилась огненная хризантема фейерверка и осыпалась разноцветными звездами. Казалось, даже отсюда слышен женский смех и музыка.
— Как тебе удалось спастись?
— Я получил образец магии вриколакос. В соединении с артефактами вьесчи она оказалась мощной защитой. Мощнее, чем мы с тобой думали.
— Поражаюсь твоему везению, Рамон.
— Я тоже. Это была Умертвь, Фел.
Пьедестал может быть призрачным, нереальным.
Позорный столб — ужасающая реальность.
Оскар Уайльд. De Profundis.
7 февраля
Единственный на весь квартал фонарь оказался разбит, и только полная луна, плывущая в окружении пестрых облаков, освещала темную улицу и маленький дворик, где неспешно прогуливался Миклош, брезгливо осматривая обветшавший четырехэтажный дом. За ним, вплоть до кольцевой, тянулись сплошные индустриальные постройки: металлургический комбинат, сталепрокатный, асфальтобетонный, нефтеперерабатывающий и черт знает еще какие заводы. Он всегда считал юго-восточные окраины Столицы настоящей техногенной катастрофой.
Сухой морозный воздух пах гарью, бензином и помойкой. Ничего не скажешь — самая полезная для здоровья атмосфера. Люди — свиньи, раз им приятно жить в столь мерзком месте, и кровь местных жителей, скорее всего, сплошные химикаты. От нее даже у неразборчивых асиман должны глаза вылезти на лоб.