— Браво, браво, Геннадий Иванович, — почти одновременно воскликнули Якоби и Остроградский, а Ленц только одобрительно кивнул головой.
— Благородная и смелая женщина Екатерина Ивановна, — с чувством добавил Якоби.
— А напечатает ли «Морской сборник» вашу статью? — спросил Ленц.
— Сомнительно, конечно, — ответил Невельской, — но во всяком случае отклик она получит, а это самое главное. Нельзя допустить, чтобы Пятов снова ни с чем уехал из столицы. Этот талантливый человек должен, наконец, спокойно работать.
Нет ничего невыносимее ожидания, пассивного, бесконечного, когда знаешь, что где-то там, в неизвестных тебе кабинетах, неизвестными, но в большинстве своем враждебными людьми решается твоя судьба. Все, что возможно было, Василий Степанович уже сделал, теперь от него ничего не зависело, и оставалось ждать, ждать и надеяться. На кого? На Якоби, который горячо обещал помочь, на «Современник»? Еще на кого? На Матюшкина? Но он болел и в комитете последние дни не бывал. За это время вышел очередной номер «Современника», но ожидаемой статьи там не оказалось. «Некрасов был прав, — подумал Пятов, просматривая журнал в публичной библиотеке на Невском, — цензор не пропустил статью». В комитете Пятову предложили оставить свой адрес и сказали, что вызовут, как только будет принято решение по его делу.
Большую часть времени Василий Степанович и Варя проводили дома. Он перебирал свои бумаги, возился с расчетами, что-то исправлял в чертежах. Варя обычно вязала. Иногда они гуляли по Петербургу, вспоминали завод, беспокоились, как Анфиса смотрит за сыном; ведь он такой шустрый, того и гляди куда-нибудь залезет, что-нибудь перевернет и, не дай бог, выскочит раздетый на улицу и простудится, а то как бы еще под лошадь не попал, — заводские возчики любят позабавиться быстрой ездой. И Варя, растревоженная этими мыслями, уже не находила себе места. Часто вспоминали они старика Першакова и многих заводских с Холуниц. Как-то там теперь идут дела при новом управляющем? За полгода Першаков прислал только два письма, но в них были одни поклоны и пожелания здоровья. Одно письмо получили от Колесникова, он писал подробно, и было видно, что на заводах дела идут плохо.
Но о чем бы ни думали Василий Степанович и Варя, мысли неизменно возвращались к тому, чего они ждали с таким нетерпением и с такой надеждой, — к решению, которое будет принято о производстве брони. Каждый раз при этом Пятов с волнением и беспокойством вспоминал гневные слова Добролюбова: «…Не верю генерал-адмиралу!» «Неужели прав Добролюбов? — с тоской спрашивал себя Василий Степанович и тут же отвечал, — не может этого быть, не может…»