Зевая во весь рот, он гасил пламя горелки, и при виде третьего явления Найза едва не подавился собственным языком.
— Это опять ты?! — возмущенно упер он руки в бока. — Ты что — тупой? Не понял, что я тебе…
— Я деньги принес. Все. Пять тигров, — сурово проговорил мальчик и ровным столбиком выложил пять серебряных монет перед носом толстяка. — Лекарство должно быть готово через час.
— Тигров? — переспросил аптекарь, подхватил верхнюю монету двумя ловкими пальцами, поднес к лампе и принялся вертеть ее так и сяк. — Это не тигры, парень, а какая-то гельтанская деньга… но серебро настоящее, не волнуйся. Я такие сегодня уже видел. С этого и надо было начинать. А сейчас иди, погуляй. Через час будет готово.
* * *
За окошком стемнело, и Найз зажег старую закопченную лампу, неказистую и дышащую на ладан, как и вся немудрящая обстановка домика Лимбы, не исключая сам дом и его хозяина.
Снадобье оказало обещанное доктором воздействие, и старик лежал теперь на неопрятно расправленной кровати спокойно, дыша хоть и слабо, но ровно.
— Спасибо тебе… малый… — прошептал Лимба, не открывая глаз и не поворачивая головы.
— Я думал, вы спите, дядя Лимба.
— Нет… успею скоро… высплюсь… Не жилец уж я на этом свете… Заждались меня ангелы… Почитай, двадцать лет уж, как ждут…
— Да что вы, дядя Лимба! С этаким-то лекарством вы еще послезавтра на парад съездите! И на следующий! И еще! Я вас сам в карету подсажу, и провожу до площади, если вы упасть боитесь!
— Съезжу… — горько усмехнулся старик. — Съезжу… Прости меня, Найз… Прости старого обманщика… напоследок…
— Обманщика?..
— Да… Ведь не был я ни на каком параде… никогда… И из дворца за мной… ни разу… не приезжали… Кому я там нужен… Там на руках носят только тех, кто выжил… по праву… тогда… чьи имена… на стене…
Старик отвернулся к окошку, умолк и замер, будто, наконец, и впрямь заснул.
Найз после минуты потрясенного молчания потер дрожащими руками виски, мотнул головой, будто отгоняя страшный морок, натужно сглотнул, откашлялся пересохшим вдруг горлом и тихо, еще тише, чем говорил до этого Лимба, прошептал:
— Значит… Вы никогда… не были… там?.. И Фалько не знали?.. И всё, что вы рассказывали… это…
Голова Лимбы повернулась к мальчику, словно ее дернули за невидимую нить, глаза распахнулись, и боль словно брызнула из них в пропитанную дешевым вином, снадобьями и нищетой комнатушку.
— Нет!!!.. Это всё правда!.. Клянусь тебе!.. Ты должен мне верить… в этом… Только это и есть правда, Найз… И я хотел сказать… что я… не должен был выжить тогда… что это несправедливо… что я жив… а он — нет…