Тревожно ей было.
— Назову его «Пол», — вдруг сказала она и сама не знала, почему.
Немного погодя она пошла домой. Прозрачная тень укрыла густо-зеленый луг, пригасила свет.
Как она и думала, дома было пусто. Но к десяти Морел вернулся, и хотя бы этот день закончился мирно.
В последнее время Уолтер Морел то и дело раздражался по пустякам. Казалось, работа его изматывала. Дома он ни с кем не разговаривал по-людски. Если огонь в камине горел недостаточно ярко, он выходил из себя; он ворчал из-за обеда; стоило детям расшуметься, он так на них орал, что возмущенная мать еле сдерживалась, а дети начинали его ненавидеть.
В пятницу он к одиннадцати не вернулся домой. Малыш был нездоров, неспокоен, плакал, если его клали в колыбель. Миссис Морел, до смерти замученная и еще не оправившаяся после родов, еле владела собой.
— Хоть бы этот несносный пришел, — устало сказала она про себя.
Малыш наконец уснул у нее на руках. И у нее не хватило сил его уложить.
— Но когда бы он ни вернулся, я слова не скажу. А то выйду из себя. Не стану ничего говорить. Но если он что-нибудь натворит, мне не сдержаться, — прибавила она.
Услышав шаги мужа, она вздохнула, словно ей стало невтерпеж. В отместку ей он изрядно выпил. Он вошел, а она стояла, склонясь над ребенком, не хотела видеть мужа. Но ее точно огнем ожгло, когда, проходя, он покачнулся, задел за кухонный шкафчик, так что посуда задребезжала, и, чтоб не упасть, схватился за ручки кастрюли. Он повесил шапку и куртку, вернулся и пристально и зло смотрел со стороны, как жена сидела, склонясь над ребенком.
— Что ж это, в доме и еды никакой нету? — свысока, будто прислугу, спросил он. Иной раз спьяну он подражал манерному городскому выговору. В такие минуты он бывал особенно противен миссис Морел.
— Ты сам знаешь, что в доме есть, — так холодно, что это прозвучало бесстрастно, сказала она.
Он стоял и свирепо смотрел на нее, в лице его не дрогнул ни один мускул.
— Я спросил вежливо и жду вежливого ответа, — манерно произнес он.
— И дождался, — сказала она, все не глядя на него.
Он опять кинул на нее злобный взгляд. И прошел нетвердой походкой. Одной рукой облокотился о стол, другой рывком дернул ящик — хотел взять нож, чтоб отрезать хлеба. Ящик не поддался — оттого, что дернул он вбок. В сердцах он рванул ящик, и тот вылетел, грохнулся на пол, и ложки, вилки, ножи, множество всяких металлических мелочей со звоном и лязгом рассыпалось по кирпичному полу. Ребенок вздрогнул, передернулся.
— Ты что делаешь, пьяный дурак, неуклюжий? — крикнула мать.
— А ты сама б достала этот проклятый нож. Встала бы да услужила мужу, как все женщины.