Песня о теплом ветре (Егоров) - страница 109

Поломают минут двадцать, а потом целый час лежишь, приходишь в себя.

Мне разрешают выходить за пределы семинарии — на Любомирскую.

За оградой — магазинчик, универмаг в миниатюре. В нем есть все — от помидоров до футбольных мячей.

Торгует в магазинчике один человек — бойкий лысоватый поляк средних лет.

Для нас этот магазинчик — уже внешний мир.

Пойдешь за сигаретами или за яблоками — обязательно поговоришь с лавочником.

— Что нового в польских газетах?

— Не знаю.

— Вы их не читаете?

— Читаю. Но только один отдел: податки.

— А что такое податки?

— По-вашему — налоги. Я должен быть в курсе, что с меня возьмут за торговлю…

— У вас хорошо дела идут?

— Зарабатываю, — кисло отвечает лавочник. — Выручаю. На жизнь хватает.

Ему, конечно, вполне хватает. И даже остается. По сравнению с другими торговцами, он в выгодном положении: рядом госпиталь, и все злотые, которые получают четыреста раненых офицеров, плывут ему в карман.

У него всегда толпятся наши «семинаристы».

— Что бы вы сделали, если бы вам удалось поймать живого Гитлера? — спрашивают лавочника.

— Я бы посадил его в клетку, возил по Европе и брал бы за это деньги…

— А потом?

— Потом я бы его убил, — решительно и мужественно говорит лавочник.

— Хитер мужик, но пропустил момент, — замечает Кузя. — Гитлера ловить надо было раньше.

Мои прогулки становятся все длиннее. Беру извозчика и еду по городу мимо многочисленных магазинов и рынков-толкучек.

На толкучках — масса людей. Кто продает несколько карандашей, кто горсть конфет.

Пока я могу знакомиться с городом только так — сидя в пролетке. Остановиться на площади и разглядывать старый сумрачный костел, любоваться древним Вавелем. Или поехать на берег Вислы.

Возвращаюсь. У входа встречаю Олю.

— Где вы так долго гуляете, больной Крылов? — спрашивает она. — Или вы забыли первое слово, которое написано над входом: «Ora» — «послушание»?

Садимся на скамеечку.

— А тебе есть письмо!

Оля дает мне конверт. Обратного адреса нет. Просто «Истомин». Он пишет, что за последний бой — уничтожение живой силы гитлеровцев — старший лейтенант Крылов представлен к ордену Отечественной войны…

А Дроздов обещал трибунал за нарушение лимита снарядов…

— Поздравляю, — говорит Оля, и глаза ее — огромные голубые глаза — лучатся радостью. — А мне тоже есть письмо. От Васи. Пишет, чтобы я внимательнее и нежнее относилась к тебе. А я и так очень внимательна. Даже мои коллеги посмеиваются потихоньку по этому поводу.

Оля прижимается к моему плечу. Я хочу обнять ее. Она легонько отстраняет мою руку:

— Саша, я на службе.

Оля еще раз перечитывает письмо брата. Потом мы долго говорим о Василии.