Пусть считают это убийством из-за денег. Хотя лучше представить все как несчастный случай. Что, если подбросить её на рельсы под проходящий поезд? Мужчина посмотрел в сторону переезда там никого не было. И он решил рискнуть. Приподняв безжизненное тело, он поволок его к путям, потом, осмотревшись, подтащил ближе к месту, где дорога делала крутой поворот, и положил на рельсы. Услышав звук приближающейся электрички, укрылся в кустах.
Машинист вынырнувшей из-за поворота электрички поздно заметил лежащую на рельсах женщину…
Сержант гнал машину, ругая дачников на допотопных Победах и Москвичах, не по праву занимающих левый ряд. Виртуозно лавируя в автомобильном потоке, он как бы отвечал на вызов Кондратова, заявившего, что они ни за что не доберутся до дачного поселка менее чем за час. И водитель, когда-то в молодости участвовавший в автогонках, не споря, велел засечь время. Он был уверен, что они доедут гораздо быстрее, и даже не стал включать милицейскую, тревожно завывающую мигалку, выжимая из мотора нужную ему скорость.
И зачем им обоим это надо? размышлял Ильин. Водитель, конечно, довезет их гораздо быстрее, ведь Кондратов, это ясно, назначил ему срок с довольно большим запасом. Но сержант старается, словно в конце его ждет приз. С чего это Кондратову нужно было его подначивать? Спешить вроде некуда. Просто он здорово разозлился из-за прокола с Угаровой. Конечно, доверившись капитану Мелешину, он не мог предположить, что его подчиненный, сыщик с пятилетним стажем работы, способен допустить такую оплошность: не заметить явную ложь в показаниях Угаровой…
Ильин вспомнил багровые щеки Мелешина, когда его зло материл Кондратов. И было из-за чего прийти в ярость: тот, формально опросив некую Угарову, ближайшую подругу Беловой, доложил Кондратову, что та ничего нового о ней не сообщила. И Кондратов ему поверил. А сегодня, когда в поселковом отделении милиции наконец-то спохватились и ближе к вечеру решили, что надо все-таки сообщить о гибели Беловой инициатору её розыска, Кондратов узнал, что та жила именно на даче Угаровой.
Вынув из дела показания Угаровой, где она утверждала, что не знает, куда скрылась её подруга, Кондратов их прочитал и вызвал к себе Мелешина. Тыча пальцем в протокол, потребовал: Объясни-ка мне, что тут тобой с её слов записано. И Мелешин послушно прочитал: Узнав о гибели Осипова, Софья сказала, что боится за свою жизнь и ей надо скрыться. Где она сейчас находится, я не знаю.
Стоп! Достаточно! Ты не видишь в этих словах ничего особенного? Ну так вспомни показания других людей из окружения Беловой: все в один голос утверждали, что она внезапно исчезла за сутки до убийства Осипова, а не после того, как узнала о гибели любовника! Если бы ты обратил внимание на это противоречие, мы сразу начали бы трясти эту Угарову, организовали бы за ней наблюдение, наверняка бы вышли на Белову и заставили отдать нам переданные ей Осиповым материалы. А теперь мы даже не знаем, кого сегодня сожгли в крематории. Возможно, Белову, а может быть, и кого-то другого. Поди проверь! Одна надежда: взять в оборот Угарову и добиться от неё правдивых признаний. Поедем, Ильин, к ней на дачу. И ты, Мелешин, поедешь с нами: она тебя знает и, возможно, будет с тобой более откровенна на этот раз.