Я узнал гостиницу. Перед ней стояла рессорная коляска. Звонил колокол в церкви. Я снова дышал воздухом далекого провинциального десятилетия.
Ноздри мне щекотал острый душистый запах сена. На рынке визжали поросята. Пахло конской мочой. Я купил у бабы, сидевшей возле бочонка, свежепросольный огурец и съел его тут же, на рынке, стоя возле лошади, отмахивающейся от слепней подстриженным хвостом.
Потом я пошел к реке, где стоял домик Тонинрго отца. Я шел как во сне, словно не приближаясь, а скорей отдаляясь от того места, по которому я тосковал.
Через полчаса я увидел ее.
Она лежала в детской коляске. Ей было полгода. Во рту у нее была резиновая пустышка. А рядом с коляской стояла сердитая толстая кормилица.
Кормилица смотрела на меня настороженно, словно я был вор, соблазнившийся детской коляской.
Увидев кормилицу, коляску и ребенка, я догадался. Неточно сработал механизм. Вместо 1915 года я попал в 1899-й. В городке в сущности, все выглядело так же:
дома, деревья, люди. Но Тоня была другой. Она еще не умела говорить, а только милыми зелеными глазами смотрела на мир, кое-что чувствуя, но еще ничего толком не понимая.
- Тоня,-сказал я ласково, склонившись над коляской.-Тоня! Ты узнаёшь меня?
- Она еще родную мать не признаёт,-сказала кормилица. - Как она может узнать вас, молодой человек?
Я не отходил от коляски. И кормилица, очевидно, подумала, что коляска-это предлог, а цель у меня другая-познакомиться с ней, румяной, как яблоко, деревенской красавицей.
Я приходил в эту часть городка в одно и то же время, когда появлялась кормилица с коляской. Я подходил к коляске и смотрел на ребенка с таким чувством, словно ожидал, что эта крошечная девочка с пустышкой вдруг превратится в девушку, которую я в прошлый раз оставил здесь, возле этого дерева, вдруг неузнаваемо помолодевшего, ставшего тоньше и стройнее, словно время потекло вспять. Но крошечная девочка сосала свою пустышку и смотрела на меня как па одну из частей большого и пока почти безразличного ей мира.
Кормилица затеяла со мной разговор:
- Вы бы не так часто сюда приходили, молодой человек.
- А что?
- Ничего. Вы-барин, а я-из простых. Да и люди осудят.
- Почему же осудят?
- Да потому, что я кормилица. Дите кормлю. Господа ничего, люди хорошие. Но если заметят, рассердятся.
- Если узнают, кто я, не рассердятся.
- А кто вы? Откудова?
- Я из будущего. Из двадцать второго века. Кормилица недоуменно смотрела на меня.
- Из будущего? Это как? Будущее будет. Вы какой-то не такой, как все. Видно, маленьких ребят очень любите.