К. Саймак оптимистично относится к человеку, ему чужд модный нигилизм. Герои его, будучи внешне незаметными, несут в себе потенциал человечности, доброты, достоинства. В них светится искра «богоподобного» всемогущества, и поэтому добро, как правило, побеждает зло. Писатель проповедует гуманистическую мораль, доказывая ее превосходство, ее благостность для людей. Более того, К. Саймака можно считать также одним из исследователей «космической этики». В мире Саймака самые отдаленные уголки космоса оказываются доступными для человека, проникшегося «космической этикой». Этот мотив разработан наиболее впечатляюще. Недаром писателю два раза присуждалась премия Хьюго (в 1959 и 1964 гг.) за произведения, в которых убедительно проводится мысль о причастности Земли и землян к судьбам вселенной. Мотив «космической этики» отчетливо звучит и в публикуемом рассказе К. Саймака «Схватка».
Это были отличные часы. Они отлично ходили больше тридцати лет. Вначале они принадлежали его отцу, мать сохранила их после смерти отца и вручила ему в день восемнадцатилетия. С тех пор они верно ему служили.
Но теперь, сравнивая время на своих часах с настенными часами в отделе новостей, переводя взгляд с запястья на большой циферблат часов, висящих над шкафчиками с одеждой, Джо Крейн вынужден был признать, что его часы идут неправильно. Они спешили ровно на час. Его часы показывали семь утра, а настенные часы утверждали, что было только шесть.
Подумать только, было непривычно темно, когда он ехал на работу, а улицы были совершенно безлюдными.
Он спокойно стоял в пустом отделе новостей, слушая бормотание ряда телетайпов. Там и здесь ярко сияли верхние лампы, бросая блики на застывшие в ожидании телефоны, пишущие машинки, на фарфоровую белизну банок с клеем, сгрудившихся на монтажном столе.
Тишина, думал он, тишина, спокойствие и тени, но пройдет еще час, и все придет в движение. В шесть тридцать прибудет Эд Лейн, редактор новостей, вслед за ним ввалится заведующий отделом городских новостей Фрэнк Маккей.
Крейн потер глаза. Он мог еще спать. Он мог бы… Стоп! Его разбудили не наручные часы. Его разбудил будильник. А это означало, что будильник тоже спешил на час.
«Да, черт побери», — сказал Крейн.
Он прошаркал мимо монтажного стола, направляясь к своему стулу и пишущей машинке. Что-то шевельнулось на столе, возле пишущей машинки что-то ярко блестевшее, размером с крысу, отполированное с чем-то таким, не поддающимся определению, что заставило его остановиться с чувством давящей пустоты в горле и животе.