— Ступай поешь и приступай к делу! — миролюбиво сказал он.
С этого дня Исмаил Саббах почему-то стал более внимательным ко мне, не поручал грязной работы, спрашивал порой совета, распоряжения отдавал, не повышая голоса. Но я понимал, что нож, которым он перерезал веревки на моих руках и ногах, в любую минуту по его прихоти может вонзиться мне в грудь… Однажды Бирам опоздал, не принес в обычное время обед. Солнце уже клонилось к закату, а его все еще не было.
— Что с ним такое? Никогда с ним такого не было! Я-то ничего, а ты и так кушаешь нашу бедную, недостойную гостя еду, — ворчал Зауркан, и я чувствовал, что беспокойство его, несмотря на мои уговоры, все возрастает.
Он несколько раз брался за свой посох и наконец поднялся:
— Пойду к Бираму и узнаю, что с ним случилось!
Но едва дошел до калитки, как появился Бирам с узелком.
Старик вернулся и молча сел, опершись на посох.
Бирам подошел ко мне.
— Извини, дорогой Шарах, — сказал он, — жена заболела, не успела вовремя приготовить обед!
— А что с женой? — спросил я.
— Со вчерашнего дня всю ночь головная боль мучила, но сегодня стало чуть полегче!
Зауркан, слушая этот разговор, молчал словно набрал в рот воды.
После обеда, когда Бирам уже собрал перед уходом кухонную утварь, положив в узелок, я подошел к нему и сказал:
— Если бы ты еще чуть задержался, Зауркан пошел бы к вам домой. Он беспокоился.
— Жаль! Если бы я знал, нарочно бы еще задержался! — ответил Бирам.
— Почему? — спросил я.
— Около десяти лет, наверно, уже прошло, как отец не был в моем доме! — сказал он, еще больше понизив голос, чтобы его слова не дошли до слуха старика.
— Почему?
— И к соседям не ходит. И ко мне не приходит. Наверно, из-за того, что сердит на мою жену. Я тебе рассказывал, у нас ведь нет детей. Так он в который раз уже повторяет: «Мало того, что я одинокий, еще и ты по ее вине останешься одиноким!» Даже не знаю, что отвечать ему; трудно, очень трудно с ним ладить! — Бирам печально покачал головой и ушел.
А я и Зауркан уселись друг против друга и принялись за свою, ставшую уже привычной для нас обоих, работу.
Солнце скрылось, на дворе стало темнеть. Я зашел в дом, зажег коптилку, мы перешли внутрь, и старик все продолжал свое повествование.
Он рассказывал о пережитом во время странствия по Африке. Пробовал восстановить в памяти, где бывал и какие народы видел. Иногда даже вспоминал слова из разных языков, которые слышал там за эти годы скитаний. Больше всего говорил о пустынях, но иногда рассказывал и о дремучих африканских лесах, и о великих реках, по которым плыли пароходы.