Она прижала к пальцу уже насквозь промокшую салфетку, но даже острая боль свежего пореза не смогла отвлечь ее от завершающей части замечательного представления нимф. Они были так грациозны, а их шелковые голоса пробуждали те эмоции, которые Памела обычно старалась подавить… и в ней зашевелилось желание… желание чего-то такого, что она даже не могла… или не хотела назвать…
Помощь бессмертным связана
С высказанным желанием и голосом сердца.
Отбрось сомнения прочь; дай высказаться
своей душе,
Потому что сегодня наша цель — истина
любви.
Пусть искренние желания откроются в тебе.
Так сказано — так и будет!
Искренние желания. Что ж, ей хотелось бы, чтобы она не проливала вино и не ранила палец. Но в то самое мгновение, когда в уме Памелы возникла эта мысль, она поняла, что ошиблась. Желать чего-то столь банального после такого прекрасного танца выглядело почти богохульством. И когда Памела открыла сумочку и достала влажную салфетку, чтобы обернуть палец, ее вдруг наполнила грусть из-за того, что самым искренним желанием ее сердца оказалось желание избежать незначительного инцидента. Нет, ее сердце пока что не настолько опустошено. Конечно, Дуэйн не уничтожил его целиком и полностью.
Отбрось сомнения прочь; дай высказаться
своей душе…
Эти слова эхом отдались в ее теле в такт пульсу, который Памела ощущала в порезанном пальце. Дуэйн не убил в ней романтику; она бы никогда не позволила ему этого.
Пусть искренние желания откроются в тебе.
Так сказано — так и будет!
Поддавшись порыву, Памела вскинула голову и уставилась на нимф, улыбавшихся и приседавших в реверансе, как прима-балерины, в то время как толпа бешено аплодировала. А потом с губ Памелы сорвалось то, о чем она постоянно думала после разговора с Вернель.
— Мое самое сильное желание в том, чтобы мой безмозглый бывший муж не уничтожил во мне склонность к романтике, хотя, по правде говоря, боюсь, что ему это удалось. И если ты хочешь помочь мне…
Памела немного помолчала, пытаясь вспомнить имя богини — ей казалось, что более разумно обратиться с просьбой о возвращении в ее жизнь романтики именно к богине, а не к богу, — а потом, чувствуя себя немножко глупо, хотя никто в шумной толпе не мог расслышать ее слова, закончила:
— Ух… Артемида, ты могла бы привнести романтику в мою жизнь.
Потом, вспомнив об отвратительном жиголо с золотой цепью, она добавила:
— И еще, Артемида, я так устала от мужчин, воображающих себя богами! Так что если хочешь даровать исполнение желания, пошли мне для разнообразия мужчину, действительно похожего на бога.