Воевода грешил в первую очередь на Торопку, но язык у того, вопреки обещанию, и на второй, и на третий день оставался на прежнем месте, в Торопкином рту, и чувствовал себя там уверенно. Лодейщиков же трогать было невместно. Чужедальные. Из других краев прибыли. Рот не закроешь. А поэтому и говорят смело, что думают. Разве, что, посадить в лодии, оттолкнуть от берега и плыви безвозвратно. И не появляйся больше в городе.
Впервые за многие дни, а может и не многие, но такие, что жизни равны, можно было ни куда не спешить, не бежать и не скрываться. Толокся целыми днями в городе или на пристани. Всматривался в лица, ища хотя бы отдаленное сходство с теми, кого уж больше нет и никогда не будет. Вслушивался в разговоры и уходил дальше. Беда миновала и о нем благополучно забыли. И только мальчишки порой шли поодаль, разглядывая не столько может быть его сколько его приятелей. А потом возвращался на постоялый двор, присаживался на край лавки сидел молча, слушая их неторопливые речи, пока не оставался один. А лодейщики редкий день прежние. Одни уходят, забив грузом свои суда до верху. Другие приходят… и речи иные, что ни вечер. А Радко все что слышит, как воду мягкая тряпица, в себя впитывает. К ночи голова пухнет.
А Ягодка, когда наскучит лежать, сам по себе шляется по городу, в котором у него приятелей не один воз завелось. А там где, приятели, там и угощение. От одного к другому, пока на пристань не забредет. Забредет, да и просидит там до ночи. Редкий рыбкой не угостит. Бывает и вран на его спине прокатится, к удивлению люда. Глядят, пальцем в их сторону тычут. Но в прямь, в глаза глядеть не осмеливаются. Вдруг сочтет взгляд дерзким, рассерчает, и увидишь тогда то, что лучше не видеть. Уж лучше либо как жить, чем увидеть то, что старосте довелось увидеть. А увидел Остромысл и что? Тем же вечером ноги отнялись, а там и язык во рту повиноваться отказался. Так и лежит колодой, третьего дня ждет.
Воевода Смур больше не заходит на постоялый двор. Давал без спешки обдумать его слова. Хотя сам считал, что и думать не над чем сироте, который остался без роду, без племени. Они же его и в род готовы впустить. Знай служи… Торопка же на дню не по разу забегал. Сверкнет дурным глазом, толкнет врану, если на плече окажется, гостинец под когтистую лапу, - задабривает, значит, - и хохотнет.
-С тобой, брат ворон, лучше в ладу жить. И Радогора вашего не задирать. Я хоть и не волхв, но так тебе скажу… Но умолкал, поймав на себе чей – нибудь взгляд.
Лодейщики народ бывалый. Рисковый. Иному, страшливому да боязливому, из своих городищ лучше не ходить. Не только все нажитое можно потерять, но и голову в дальних краях можно оставить. Удивить таких трудно.