А.Белый
Мандельштам мне почему-то исключительно неприятен; и мы стоим на противоположных полюсах (есть в нем, извините, что-то жуликоватое, отчего его ум, начитанность, «культурность» выглядят особенно неприятно); приходится порою бороться за право молчать во время наших тягостных тэт-а-тэтов.
Ученые мира
Это видение усиливается благодаря «дегуманизированному» свойству героев: они не являются ни человеческими существами, ни просто карикатурами; в конечном счете они превращаются в полностью абстрактные геометрические формы. Нам здесь не хватает такого совершенно индивидуального и человеческого характера, как Леопольд Блюм.
А.Белый
Очень понравился мне роман «Время, вперед!» В.Катаева; ему, конечно, далеко до «Энергии», но роман восхищает мастерством иных страниц; и тема социалистического соревнования проведена с большим захватом.
Ученые мира
Попытки Белого отрицать Канта и вернуться к философским идеям допросвещенческой поры, религиозным по своей природе, не могли не быть обречены в эпоху анализа и технологии. Успех же Белого заключается в благородстве его концепции и в достижениях воображения, проявившихся в его символистском романе. Как бы читатель ни относился к тому мировоззрению, которое лежит в основе вдохновения Белого, он должен восхищаться силой веры Белого в природную ценность человеческого духа, так красноречиво выраженную в его романах и теоретических статьях, которые он рассматривал как путь, по которому должно идти человечество, чтобы сохранить фундаментальные человеческие ценности и преуспеть в окончательном освобождении всего того, что есть лучшего в человеческом духе.
А.Белый
Иногда нужны столетия, чтобы вызрело слово правды; и тогда оно — слово, дробящее камни.
Ученые мира
Специфика модели модернистского романа, впервые предложенной Белым и Джойсом, сказалась прежде всего в своеобразии смысловой субстанции текста. На фоне таких структурных единиц, как цепь ситуаций, система персонажей и повествователь любого типа, роль которых в классическом романе канонизируется и исчерпывается, в «Петербурге» и «Улиссе» обращает на себя внимание повышенная смысловая значимость образов, деталей (типа ключа, зеркала, мыла в «Улиссе»; узелка, крыла, лестницы в «Петербурге») и образов-ситуаций (типа полета, нисхождения в обоих романах). Семантическая перекличка этих простейших образных единиц, которые мы именуем «мотивами», образует в процессе их прохождения через текст скрытую автономную систему, основу для внешнего движения сюжета, вступающую с ним в смысловые отношения и придающую ему в конечном итоге символистскую глубину, многослойность и многозначность. Сохранение прагматики сюжета отличает «Петербург» и «Улисс» от собственно орнаментальной прозы, приносящей в жертву мотивной структуре отработанные классической прозой статусы и связи, что наблюдается у Пильняка или Дос Пассоса, а также у самого Джойса в «Поминках по Финнегану». Архитектоника «Петербурга» и «Улисса», удерживая все то, что связано с романной цепью событий, предлагает противоположно направленное течение внешнесобытийного и словесно-образного каналов. Взаимодействие бесконечности в мотивике с конечностью сюжета при противоположной направленности их каналов порождает особую семантическую осложненность текста и создает максимально повышенный «смысловой коэффициент» романа. Среди многочисленных моментов тематического сходства «Петербурга» и «Улисса» мы особо выделяем «комплекс сына», включающий значительную долю автобиографичности: близкие по духу размышления Николая Аблеухова и Стивена Дедала о «порочном зачатии», о «сатанической сущности женщин», их «комплекс развратности», инфантильная сексуальность и потенциальное отцеубийство освещены в обоих романах таким проникновением в глубинные пласты сознания, что закономерно предположить: основная проблема сыновей разворачивается на психоаналитическом уровне. Неслучайно Вл. Ходасевич посвятил эдипову комплексу в творчестве автора «Петербурга» целую статью, а Юнг под тем же углом зрения исследовал «Улисса».