Юные скептики из моего девичьего клуба издеваются надо мной, и я получаю прозвище "уникальный оптимист", а потом ночью то одна, то другая пробираются ко мне под одеяло, прижимаются своими худенькими девичьими телами, плачут и требуют, чтобы я им поклялась, что я не утешаю их, а твердо верю, что они будут еще жить. Им так хочется жить!
Они требуют, чтобы я заверила их, что можно в страшной предстоящей им жизни сохранить чистоту, встретить настоящую любовь, и я клянусь им, что они будут жить, и ласкаю их, как свою дочь, и прижимаюсь к ним, и говорю им, что самое главное — это пройти эту бездну, сохранив себя, не потеряв к себе уважения.
Мне рассказывают про одного мальчика, Васю Петрова, сына расстрелянного большевика, который был завербован МГБ. Он вращался в среде детей, у которых, так же как и у него, были репрессированы родители. Он доносил о каждом слове недовольства, о каждом недоуменном вопросе, который возникал в кругу молодежи. По его доносам было арестовано много его товарищей.
Мать Васи я знала по Колыме. Это была чудесная, честная женщина. Она много рассказывала о своем мальчике, о его исключительной доброте, блестящих способностях, честности. Я заочно любила его. И вот он сыграл страшную роль, написанную для него людьми, которым он верил.
Он, наверное, делал это, стараясь доказать, что он выше личной уязвленности, что он, как Павлик Морозов, готов уничтожить своих отца и мать во имя коммунизма. Бедняга! Он верил, что делает это во имя коммунизма. Его обманули. И вот он мечется сейчас на тюремных нарах и предпочел бы быть обезглавленным, чем подтверждать на очных ставках, что Шура сказал, что его отца расстреляли несправедливо, а Петя сказал, что в колхозах плохо жить, а Маня сказала, что в университет не принимают евреев.
Я жадно расспрашиваю своих девочек: какой он, этот мальчик? Как это ни странно, они к нему очень снисходительны, общее мнение, что он хороший, но "розовый идиот".
Этот термин в устах моих юных собеседниц, считающих себя очень умными, обозначает наивных ребят, верящих всему, что пишут в газетах, и прямолинейно поступающих согласно своей вере.
Он "розовый идиот"… Но мой сын тоже "розовый идиот". Я боялась раскрыть ему глаза. Я боялась его юной честности и горячности и, может быть, уготовила ему такую же судьбу. Мне страшно. Я молю Бога, в которого не верю, чтобы сын был такой же, как сидящая рядом со мной глупая маленькая Валя, которую все ругают за то, что она "режет правду" в глаза следователю и говорит, что с подлецами беседовать не собирается.