— Отец — я стараюсь! Честное слово стараюсь! Я научусь — я хорошо научусь!
— У всех дети как дети, а у меня презренное отродье. Мало того, что урод красноглазый, так еще и неспособный ни к чему. И зачем я тебя признал? Ты, ублюдок, зачатый на вонючей соломе от грязных солдат — зачем я признал тебя своим сыном?!!! Зачем?!!! Ты мог бы хоть крошечную каплю признательности за это выразить — стать примерным сыном. Но ты решил, что я в этом не нуждаюсь… Так?!!! Да — таааааак!!! Ну что ж — ты не оставляешь мне выбора… Придется тебя наказать…
— Отец!
— Не пугайся раньше времени — я еще не решил, как с тобой поступлю. Мне кажется, что надо придумать нечто новое, по-настоящему серьезное… И прекрати таращиться на меня свои красные глаза — я ненавижу, когда ты это делаешь! У тебя взгляд низшего демона из темного мира, а не человека! Вот! Я понял, в чем причина! Взгляд! Во всем виноваты эти мерзкие глаза — их будто от упыря взяли! Мальчик мой — да ведь ты не виноват в своих неудачах. Во всем виноваты они… Да? Ты согласен? Ну что ж — надо устранять проблему… Видишь эту ложку? На вид обычная, но ты не представляешь, как она бывает полезна в некоторых ситуациях. Знаешь, что мы делали, если нам в плен попадался солдат с оружием Энжера в руках? Темнобожники любили воровать наши винтовки — они несравненно лучше их мушкетов и арбалетов. Сами они такие создавать так и не научились — максимум, на что их хватило, на корявые самопалы… Ох прости сын — отвлекся! Ну так вот — если нам попадался в руки такой смельчак, я брал такую вот ложку, и вытаскивал ему правый глаз. А самым злостным и левый заодно. Темнобожники при виде знамени моего полка спешили избавиться от винтовок и револьверов — боялись. Грязное, конечно, дело, но немалую пользу приносило. И сейчас принесет — мы избавимся навсегда от твоего дурного взгляда. Он не будет вредить никому, и тебе в том числе. И никто не будет ставить в упрек, что мой отпрыск неспособен постичь дворянскую науку — слепые не занимаются фехтованием. Подними-ка голову… сынок…
— Отец!!!
* * *
Граций завалился со скрипучей деревянной кровати на глинобитный пол, вскочил, проорал невнятно-бессвязное, замахал руками, будто пытаясь оттолкнуть от себя что-то невидимое. При этом он задел рукой стол, едва не уронив стандартную армейскую лампу — вниз с шумом посыпались тарелки и чашки. Рядовой Феррк, не успел защититься — советник вцепился в его горло, страшно выпучив и без того ужасные глаза, прохрипел в лицо испуганному солдату:
— Нееееет! Не дааааам! Они моииии!