В присутствии Бонифация козел больше не отваживался пить сельсоветскую воду, отчего унизился в собственных глазах, невольно почувствовав себя второстепенной особой. Однако, как и прежде, с упорством тупицы приходил на все заседания и сходы, полагая, что достойно представляет обоих Фабианов. Козла не только не прогоняли, но, напротив, допускали к самым сокровенным вавилонским тайнам, а Кочубей так привык к его присутствию, что не начинал без него ни одного важного заседания. «Подождем Фабиана»,— улыбаясь, говорил председатель, и никто не смел возражать, хотя все догадывались, о котором из Фабианов идет речь. Вероятнее всего, тут имело значение одно деликатное обстоятельство. Потому что если на следующий день классовые тайны сельсовета становились известными всему Вавилону, то виновником этого, как правило, оказывался козел, что, впрочем, не мешало Кочубею и в дальнейшем пускать этого болтуна на все секретные заседания. Что же до Фабиана-человека, то его почитали еще более ненадежным, держали в стороне от большой политики, и это было одной из самых серьезных ошибок Вавилонского сельсовета, который, придерживаясь старого, как мир, принципа, что нет пророка в своем отечестве, не знал своих будущих героев.
.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Перед рассветом тарахтенье возка разбудило Соколюков в деникинском рву. Одному из них взбрело в голову выглянуть, кто едет. Лошадь сразу же среагировала на глаза, смотревшие из зарослей. Осеклась, настороженно зафыркала, застригла ушами. Глаза принадлежали чернобородому человеку, тут же скрывшемуся в зарослях. Клим Синица вынул наган, спрыгнул с подводы и выстрелил в воздух — это могло быть сигналом для коммуны. Потом крикнул:
— Выходите! Я вас вижу... Иначе смерть вам всем... В ответ мертвая тишина, слышно было только, как
во рву бегали перепуганные мыши. И вдруг рельса в коммуне, набат на смертный бой с бандитами.
— Я кому приказываю?!— крикнул коммунар, почувствовав себя еще увереннее.
Сперва вышел один с поднятыми руками, а за ним и другой, похоже, тот, чьи глаза обнаружила лошадь. Загнанные, несчастные, оба чувствовали себя неловко.
— Оружие есть?
— Нет оружия…
— Никакого?
— Никакого...
— А что есть?— недоверчиво переспросил Синица.
— Вши, гражданин начальник,— усмехнулся чернобородый.
— Какие вши? Чего несешь, дуралей!
— Глинские вши. Ей-богу, правда...
Клим Синица посмотрел на того, кто сдался первым.
— Мы сидели в глинской тюрьме... Бежали нынче ночью. Оттого и вши...
— На телегу оба!— приказал им Клим Синица, уже догадываясь, что это те, о ком накануне просил Фабиан.