А Александр Вонифатиевич, когда они расселись, с этакою деланною и оттого крайне неприятною развязностью сказал половому:
— Любезный, принеси-ка нам… мадеры.
Он рисовался перед молодыми своими спутниками и убежден был, что очень так удачно, очень так эффектно, как старший младшим, как многоопытный неискушенным, пускает им пыль в глаза.
Половой удивленно взглянул на Воротынцева, ожидая от него подтверждения услышанному или, напротив, опровержения.
— Гриша, давай, дружок, «Дюмени» две бутылки, — сказал ему Воротынцев.
— «Силлери»? — оживился сразу половой, сбитый вначале с толку, но наконец-то услышавший от постоянных посетителей то, что и ожидал от них услышать.
— Естественно. Что же еще!
— Что за «Силлери»? — поинтересовался Александр Вонифатиевич, когда половой отошел.
— Шампанское. Я этот сорт очень полюбил в Лондоне, — задумчиво и с легкой грустью, будто припоминая лучшие дни, ответил Воротынцев.
Александр Вонифатиевич что-то еще хотел спросить и даже открыл было рот, но не сумел произнести ни звука, ни слова. Потрясение его было полным, причем губы Александра Вонифатиевича продолжали глупо улыбаться, и он никак не мог заставить их не делать этого. Что же выходит? Как же это? Если он приглашает сюда людей, стало быть, он и угощает всех? Так? Но ведь не шампанским же, помилуй бог! Оно же, небось, предорогое. А расплачиваться, значит, должен он. И что за дурацкая идея пришла ему в голову — пригласить их в буфет. Зачем? Нашел чем удивить эту избалованную европами золотую молодежь. Какой-то мадерой!
— А сколько стоит этот «Силлери»? — обреченно спросил Александр Вонифатиевич. Ему ничего уже не хотелось. Ни мадеры, ни тем более «Силлери». И вообще, сидеть бы ему сейчас лучше всего с Фелицией Болеславовной на даче и мирно беседовать о разных милых пустяках.
— По пяти рублей, — равнодушно сказал Вельдбрехт, чем поверг Александра Вонифатиевича в совершенное уныние.
Молодые люди переглянулись и едва заметно улыбнулись друг другу.
— Господа, — сжалился наконец над Александром Вонифатиевичем Воротынцев, — я прошу вас: доставьте мне удовольствие и позвольте угостить вас.
Вельдбрехт безразлично покачал головой. А Александр Вонифатиевич развел руками, имея в виду показать, что был готов платить и сам, но не уступить своему молодому другу он не в силах.
— А вы чем вообще занимаетесь, Александр Вонифатиевич? — спросил Воротынцев, когда они выпили по бокалу.
— Служу-с. По почтовому.
— Как интересно…
— А вы, позвольте узнать?
— А я ничем таким не занимаюсь.
— Ничем?
— Представьте себе. То есть решительно ничем. Вот как вы теперь здесь на даче.