Он долго спускался по лабиринтам лестниц, неоднократно встречая патрули охранников и каждый раз ухитряясь ускользать из-под их бдительных взоров. Наконец очутился в большом зале, высеченном в недрах скалы. Чейн выяснил, что стоит как бы в амфитеатре зала, а в партере сидят несколько пышно одетых кхаральцев. На "сцене" же танцевали три почти обнаженные девушки под тоже заунывное пение флейты. Они изящно и ловко двигались среди сияющих шестидюймовых клинков, торчащих из пола, словно клыки, дюймах в пятнадцати друг от друга. Босые ступни двигались от них в опасной близости. Девушки беззаботно смеялись, совершали головокружительные кульбиты и играя со смертью.
Некоторое время Чейн словно завороженный наблюдал за ними, восхищаясь их ловкостью и отвагой. На время он забыл о преследователях, но вскоре на лестнице послышался топот множества ног. Чейн с усмешкой обернулся, готовясь разбросать толпу голыми руками, но вместо этого увидел перед собой офицера со стуннером в руках. Прежде чем Чейн успел пошевелиться, тот выстрелил прямо ему в грудь.
Дилулло сидел в большом, укутанном мглой зале с высоким сводчатым потолком и чувствовал, как постепенно закипает от злости. Вот уже несколько часов он ждал аудиенции у правителей Кхарала, но до сих пор он не видел никого, за исключением государственного секретаря Одения. Он-то и нанял корабль Торговцев неделю назад на Ахернаре, а сегодня ночью привез его с Боллардом в город из космопорта.
– Потерпите немного, – в который уже раз сказал ему
Одений, обворожительно улыбаясь. – Очень скоро лорды Кхарала удостоят вас своим вниманием.
– Вы говорили это два часа назад, – ворчливо заметил Дилулло.
Он чувствовал себя чертовски неуютно. Кресло, в котором он сидел, предназначалось для очень высокорослых людей, и потому его ноги свисали вниз, не достигая пола, словно он был ребенком. Капитан не сомневался, что его специально заставляют ждать, чтобы он был посговорчивее. Но что он мог поделать? Оставалось только сидеть с безмятежным видом и доделать вид, что все в порядке вещей. Однако сидевший рядом с ним толстяк Боллард и не думал скрывать своего раздражения – его лунообразное пухлое лицо побагровело, глаза метали молнии, крепкие руки яростно терзали подлокотники кресла.
Красноватый свет ламп в потолке неприятно резал глаза, но большая часть многоугольного зала с каменными стенами оставалась в тени. Через открытое окно в зал врывался прохладный ночной воздух, шум далеких голосов и раздражающие звуки флейты – похоже, в городе-горе не признавали других музыкальных инструментов.