Вся эта «война в эфире», похоже, оказалась моей личной войной. Кто первый высунулся, по тому и стукнули. Шульгин выглядел молодцом, что и подтвердил старинным жестом, сложив кольцом большой и указательный пальцы.
— Легкая зыбь, не больше, — сообщил он. — Я ждал Coup de maitre[82], а они — чижика съели! Ничего впечатляющего. В Испании куда хуже было, там они меня врасплох подловили. А ты как?
Я на доступных примерах объяснил, что произошло, не вдаваясь в подробности, как отвратительно себя чувствую. Жалуйся, не жалуйся — никакого толка. Помочь мне никто не сможет, даже и Сашка. От его специальности мне пользы не будет. Может быть, потом, в Замке что-то удастся придумать…
Дело в том, что я испытывал невероятную депрессию. Во много раз худшую, чем в молодости, когда случалось перебирать с друзьями лишку и утром просыпался в мучительной адреналиновой тоске. Знаешь, что причин для нее — никаких, безобразий вечером не совершал, в вытрезвитель не попадал, напротив, все было легко и весело, только вовремя не остановился…
Вот и сейчас, жизнь представляется омерзительной до невозможности, все вокруг окрашено в мрачные тона. Собственные поступки — бессмысленны, проводимая нами акция — глупа, жизненных перспектив — никаких, и лучше всего — разыскать бы укромное, уединенное помещение вроде охотничьей избушки, запереться в нем, выглушить пару стаканов водки, укрыться с головой одеялом и раствориться в гулком колышущемся безвременье, не просыпаться очень долго, лучше всего — никогда.
Спасением было лишь то, что я понимал происхождение депрессии и механизм ее воздействия на психику. Не раскисать, не поддаваться, намотать нервы на кулак и терпеть… Но, боже мой, как тяжело жить на этом свете! Зачем нам все это, за что мне все это?
— Ну-ну. Отбились, и ладно, — сказал Шульгин достаточно небрежно.
Значит, внешне я все-таки держусь прилично.
— Олег говорит, ему осталось дел на полчаса, от силы… Его эта атака совсем не зацепила. Не на него рассчитана…
Раньше чем через полчаса Левашов отодвинулся от пульта. Видно было, что он получил своеобразное удовольствие, как человек, удачно разложивший пасьянс. Никогда не понимал, что в этом интересного, в пасьянсах.
— Прошу: что мог, то и сделал, — сказал он. — Здесь было тщательно спрятанное послание, адресованное лично нам. Ничего сложного. Несколько мегабайт мусора, сквозь который нужно было продраться, просто не принимая во внимание. Элементарно. Толстая книга на чужом языке, а в середине, в расчете, что никто досюда не долистает, пара вполне понятных страниц…