Все жители Квирайта любили ее, но никто не любил ее больше, чем Руари, чего она — про всем своем любопытстве — похоже не замечала. Он, Павек, нет, он не любил ее. Он подслушивал разговоры соседей за ужином и мало-помалу узнал историю полуэльфа. Если бы их пути пересеклись, если бы он не был мальчуганом, когда это все случилось, он бы убил темплара, который изнасиловал мать пацана; он сделал намного больше, когда этот зверь изнасиловал Дованну, и по этой же причине он убил бы любого хищника или даже самого Элабона Экриссара: они были больны, и их надо было уничтожить прежде, чем они распространили свою болезнь.
Потому что она уже перешла на Руари. Червяк-недоумок видел весь мир через свои шрамы, настоящие и придуманные; не было никакого смысла говорить с ним или пытаться как-то помириться с ним. Не имело значения на что надеялась Акашия или что она говорила — а она говорила больше, чем Павек хотел услышать, совершенно слепая в своем обожании Руари — они никогда не станут братьями друг другу. Себя она видела сестрой этому мальчишке.
Всякий бывает слеп к чему-нибудь. Акашия была слепа к Руари.
Но оставьте его и этого червя одних, и они будут сторонится друг друга. Он знал, что должен быть доволен и не замечать Руари вообще — и не только из-за яда. Он в точности знал, что этот придурок сделал, воюя с ним; он мог бы легко узнать это сам, без помощи Телами, просто не так быстро.
Его желудок все еще побаливал. Было это от самого яда или последствия исцеления, он не имел понятия — а вопросы он не задавал. Во всяком случае при виде еды его еще тошнило, он быстро уставал во время ходьбы и должен был постоянно останавливаться и отдыхать.
Солнце уже взошло, хотя не так давно, и единственная полезная тень между деревней и рощами могла быть только от какой-нибудь соломенной хижины. Не было никакого смысла сворачивать куда-нибудь чтобы отдохнуть; когда он уставал, он садился на землю там, где был, спиной к востоку, на который карабкалось солнце, и наслаждался тенью, которую давали его шляпа и плечи. Закрытывая глаза, он полностью опустошал свой мозг, так, как только ветеран-темплар умеет это делать, и ждал, пока его пульс и желудок успокоятся.
Наконец они пришли в порядок и, прежде чем его шляпа начала жечь не хуже пламени, он потер глаза, вскочил на ноги, и, так как он был темплар и привык иметь врагов, медленно повернулся на пятках, проверяя окрестности. Никого по форме похожего на Руари он не заметил, но зато было кое-что новое, что-то, что заставило его внимательно посмотреть через мерцающий на солнце воздух на юг, по направлению к Урику.