Он не упомянул имен — ни Рокка, Дованна, или Элабон Экриссар — потому что решил, что для того, чтобы пережить эту одностороннюю беседу ему надо сохранить кое-какие данные про запас( если, конечно, Акашия уже не выкачала все его мысли и память из его сознания при помощи заклинания или Пути, что было маловероятно за такое короткое время). Не упомянул он также Звайна и круглолицего улыбающегося жреца Оелуса.
Лицо Акашии, на которое он глядел снизу, под углом, было твердо и бесстрастно, как у любого темплара. Ему было больно и жарко на раскаленной как сковородка мостовой, и он был почти счастлив, что мальчишка исчез.
— Последние щесть недель я был изгнанником, за мою голову было обещано сорок золотых монет, и я ждал вашего возвращения-
— Тогда ты и есть тот самый Павек, именем которого обклеены все стены? — спросила друид немного более тепло, заодно выдав, что и она была грамотной, что было абсолютно запрещено для обычных подданых Короля Хаману.
Он кивнул. Это движение привело к тому, что посох опять уткнулся ему в горло.
— Темплар — прости меня — темплар-ренегат с совестью. Дай ему встать, Руари.
Он медленно поднялся на ноги, стряхнул пыль со своей рубашки, и разглядил ее складки под ремнем. — Павек, — протянул он руку. — Просто Павек. Мне очень не нравится то, что делает Лаг с человеком, прежде чем убивает его. Я не стал бы говорить о совести, но-
Полы его грязной одежды затрепетали, хотя не было ни малейшего колыхания воздухе в квартале тканей. Он встал на цыпочки, стараясь заглянуть за рулоны материи. И снова ему показалось, что он увидел маленькую, черную худую тень, ничего большего — и тут Руари уставился на него с новыми подозрениями во взгляде.
— Но что тогда, Просто-Павек? — требовательно сказала Акашия, вроде бы не заметив ничего плохого. — Что у тебя есть, если не совесть?
— Информация, которая тебе нужна, если ты захочешь остановить… — Павек умолк, поймав себя на том, что чуть не произнес имя Экриссара. — Если, конечно, ты не хочешь, чтобы твоя зарнека становилась Лагом.
— А что ты хочешь в обмен на свою информацию, Павек — так как у тебя нет совести, и ты не знаешь, что такое хорошо и что такое плохо?
Она оскорбляла его. Павек был уверен в этом, глядя на ее нахмуренные брови, но даже ради своей жизни он не понимал, что оскорбительного в ее словах. Видимо она нарушила какие-то правила, но ему почему-то стало стыдно и неприятно, когда пришлось объяснять самого себя. — Прежде всего, я хочу безопасно выбраться из Урика и оказаться в вашем убежище. Я уверен, что у вас такое есть. Тогда я смогу продать свою информацию.