Однажды, летним вечером семьдесят пятого года, моя мама спросила отца:
— Ты когда-нибудь занимался любовью в океане?
И он ответил:
— Нет, никогда.
— Я тоже, — сказала мама. — Давай сделаем вид, что мы в океане: как будто я уплываю вдаль и мы расстаемся.
На другой день она уехала в Нью-Гемпшир, в загородный домик своего отца.
В то лето Линдси, Бакли и мой папа, открывая входную дверь, нередко обнаруживали на крыльце кастрюльку с овощным рагу или сдобный кекс. Иногда яблочный пирог — папино любимое лакомство. Вкус этих кулинарных сюрпризов был непредсказуем. Рагу, которое готовила миссис Стэд, было сущей отравой. У миссис Гилберт кексы выходили плохо пропеченными, но, в общем-то, вполне съедобными. Зато яблочные пироги Руаны просто таяли во рту.
После маминого отъезда мой отец долгими ночами сидел в кабинете и, пытаясь чем-то занять голову, раз за разом перечитывал книгу из истории войны Севера и Юга — письма Мэри Чеснат[14] к мужу. Он хотел забыть обиды и напрасные надежды, но из этого ничего не получалось. Только один раз у него на лице мелькнуло некое подобие улыбки.
«Почему Руана Сингх печет такие маленькие яблочные пироги?» — записал он в своем блокноте.
Как-то осенью позвонила бабушка Линн.
— Джек, — заявила она, — я, пожалуй, переберусь к вам.
Несколько секунд папа в замешательстве молчал.
— Думаю, от меня будет польза и тебе, и детям. Не вековать же мне одной в этом мавзолее.
— Линн, мы уже кое-как приспособились к новой жизни, — пробормотал он.
Но, положа руку на сердце: сколько можно было спихивать Бакли матери Нейта? А ведь за минувшие четыре месяца мамино отсутствие уже вошло в порядок вещей.
Бабушка не сдавалась. Я видела, как она пытается устоять перед последним глотком водки, оставшимся на донышке.
— На спиртное обещаю не налегать…— тут она напряженно задумалась, — до пяти часов. — А подумав еще, выпалила: — Да пропади оно пропадом! Ты только скажи — я вообще могу завязать.
— Вы сами-то понимаете, что сейчас пообещали?
Осознание прокатилось волной от бабушкиной руки, державшей трубку, до закованных в туфли-лодочки ног.
— Понимаю. Как бы да…
Уже положив трубку, он задал себе вопрос: Куда же нам ее поселить?
Но на этот счет сомнений ни у кого не было.
К началу декабря семьдесят пятого исполнился год с того дня, как мистер Гарви, прихватив пару дорожных сумок, свалил из города — и поминай как звали. Витрины магазинов пестрели листовками с его нечетким изображением, но вскоре клейкая лента засалилась, а бумага истрепалась. Линдси и Сэмюел слонялись по улицам или торчали у Хэла в мастерской. Моя сестра за версту обходила кафе, куда ребята из нашей школы заглядывали после уроков. Владелец этого заведения чтил закон и порядок. Увеличив портрет Джорджа Гарви вдвое, он прибил его прямо к двери.