– Что с ним? – спросила Нина. – Что вы там смотрите?
– Скажи ей, – Альдо Мейер взглянул на Джакомо.
– Он слепой… Мальчик родился с катарактами на глазах, дорогая. Это следствие лихорадки, болезни с сыпью, которая называется краснухой. Если женщина болеет краснухой на втором или третьем месяце беременности, ребенок обычно рождается слепым или глухим.
Наверное, прошло полминуты, прежде чем до нее дошел смысл его слов. Затем она вскрикнула, как раненое животное, и зарылась лицом в подушку, а женщины склонились над несчастной, что-то шепча, стараясь утешить. Потом подошел Джакомо, отдал ей младенца, попытался заговорить с ней, но Нина отворачивалась, стыдясь того, что родила неполноценного ребенка мужчине, которого так любила.
Только вечером женщины покинули дом. Нина чуть успокоилась и могла воспринять слова доктора:
– Печально, что так вышло, Нина. В иной ситуации я бы отвез тебя в больницу Валенты, а затем, возможно, к специалисту в Неаполь. Но война еще не закончилась. Идут бои, и дороги запружены беженцами. Неаполь в развалинах. Джакомо в бегах, а я несу определенные обязательства перед моим отрядом. Поэтому сейчас не остается ничего другого, как ждать. Когда наступит мир, мы попытаемся что-нибудь сделать.
– Но мальчик слепой! – это все, что она смогла сказать.
– Тем более ему нужна твоя любовь. – Мейер продолжал говорить, объясняя ей симптомы болезни, показывая наросты на хрусталиках, пытаясь примирить ее с неизбежным.
Джакомо Нероне молчал, но сердце Нины разрывалось от того горя и печали, которые она видела в его глазах. Джакомо разлил всем вина, затем начал готовить ужин. Мужчины ели за столом, а Нине отнесли миску в кровать. Когда младенец верещал, она давала ему грудь, а когда он начинал сосать, беззвучно плакала.
Мейер ушел около полуночи, чтобы провести ночь в своем доме: после ухода немецкого гарнизона он мог не бояться концентрационного лагеря. Джакомо проводил его до двери. Нина дремала, но услышала резкий голос Нероне:
– Ты – мой друг Мейер, и я понимаю тебя, даже если и не согласен. Но держи Лупо подальше от деревни. И от меня тоже.
Так же резко ответил и Мейер.
– Это поступь истории! Тебе не остановить ее. Мне – тоже. Кто-то же должен организовывать новую жизнь…
Остальное она не расслышала, потому что мужчины вышли в лунную ночь и закрыли за собой дверь. Несколько минут спустя Джакомо вернулся.
– Сегодня тебе нельзя оставаться одной, дорогая. Я переночую у тебя.
Вот тут она приникла к нему и разрыдалась. Когда же несчастная женщина выплакалась, Нероне взбил подушки, устроил ее поудобнее, притушил лампу, а затем, к полному изумлению Нины, не замечая ее присутствия, опустился на колени, закрыл глаза и раскинул руки, как Христос на кресте. Губы его зашевелились в молитве, но с них не сорвалось ни звука. Потом его тело словно окаменело. Нина в страхе позвала его, но он не ответил, потому что не слышал ее. И она смотрела на застывшего, как изваяние, Нероне, пока ее не сморил сон.