Вдруг дети притихли, замерли, разом обернувшись и уставившись в одну точку. По краю склона к ним еще кто-то приближался. Ломясь через кусты бузины и боярышника, к ребятам подошло чудовище! С горящими огнем глазами, с туманом, струящимся из пасти, все черное, как сажа, с непомерно узкой головой.
Дети завизжали и бросились врассыпную.
Охотник тоже с интересом на него воззрился.
— Что за чертовщина? — удивленно спросил он, неожиданно тонким для подобной горы мышц голосом.
Даже огненный шар на ладони сплющился в крохотную искру.
— Местное изобретение, — услышал он за спиной.
Охотник развернулся — и напоролся на длинный кинжал.
— Ну где вы там? Вылезайте! — Винченце постучал ногой в бревенчатую стену.
Выбравшись, Феликс с Глафирой застали итальянца за разглядыванием пузырьков в ларце. Благо уже светало, и флакончики с бутылочками мерцали в серебристом сумраке таинственно и важно.
— Я подозревал, конечно, что он дурак, — ворчал Винченце, — но даже платину от олова отличить не смог. Варвар, профан. Невежда.
— Он много ценного успел испортить? — сочувственно спросила Глаша.
Ей очень хотелось потрогать, рассмотреть красивые бутылочки поближе, но она боялась к ним даже притронуться.
— Нет. Per fortuna, этот болван не знал, что раньше стекло ценилось дороже золота, и осквернил снадобья подешевле…
Осмотрев, пересчитав и просветлев лицом, Винченце бережно спрятал один пузырек за пазуху — и вновь запер ларец на ключ. Сунув свой бесценный, вожделенный клад под мышку, отправился вместе с Глашей и Феликсом в терем Яминой — вызволять из заточения Серафима Степановича.
Старца они нашли, как и говорила Глаша, запертым в подполе. Он мирно спал, похрапывая на мешке с зерном.
— Ну, жив твой дед? — окликнул с порога Винченце.
Он почему-то не захотел входить в дом.
Услышав, что с монахом все в порядке, итальянец и сам принялся отчаянно зевать. Объявив, что им тоже отдохнуть не помешает, он собрался вернуться в усадьбу фон Бреннхольцев. Но перед тем как уйти, Винченце передал свой драгоценный ларец Глаше — наказав отдать его на временное хранение самому ответственному жителю деревни.
— Заодно хорошо бы и старичка куда-нибудь пристроить, — добавил он на прощанье. — Не советую здесь задерживаться — ведь это дом той сумасшедшей, верно? Не исключено, что оборотни сюда заглянут. Монах, конечно, у вас старый и невкусный, но мало ли что, вдруг еще пригодится зачем-нибудь…
Позже, когда рассвело, разбуженный петухами Серафим Степанович с удивлением спросил своих задремавших было рядышком юных друзей — а что, собственно, случилось? Отчего ему пришлось просидеть взаперти ночь напролет? Как он сам оказался здесь, он отлично помнил: увидел открытую крышку погреба, подошел спросить, ожидая увидеть внизу хозяйку, не нужно ли чем помочь. Но никто не откликнулся, и это ему показалось подозрительным. А когда он спустился, крышка вдруг захлопнулась, и он не смог ее поднять.