Подремав немного, лунатик зашевелился, неспешно поднялся, как будто вполне осознанно подобрав рубаху, съехал по скату, точно с горки, до козырька крыльца. Взявшись за край, перекувырнулся — и оказался на перилах, откуда спрыгнул на землю и, уже как все нормальные люди, поднялся по ступеням и вошел в избу через дверь, тихо ее за собой закрыв и даже не хлопнув.
Феликс вздохнул с облегчением и тоже засобирался вниз. Но вздрогнул, вскинув голову, впился глазами в небесную даль. Приглушенный женский крик пронзил синеву, будто пущенная стрела. Прочь от растекающегося пламени зари пронеслась черная тень — не птицы, значительно крупнее, со шлейфом развевающихся волос и чего-то странно знакомого, — и резко спикировав вниз, влетела в дымоход одной избы, подняв из трубы серое облако золы.
В тот же миг в отдалении прокричал петух. Торжественный клич подхватили на соседнем дворе — и наперебой принялись вторить со всех сторон остальные.
Кажется, этой ночью он увидел более чем достаточно…
Однако до восхода солнца Феликса ждал еще сюрприз. Он невольно стал случайным свидетелем весьма деликатной тайны, которая смутила его более всех остальных, ныне раскрытых.
К терему Яминой он возвращался обходным путем, по краю неглубокого овражка, с одной стороны к которому подступала роща, по-утреннему бодро звеневшая птичьими голосами, а с другой стороны начинался сад, пестрый от любимых Полиной Кондратьевной колокольчиков, маргариток и прочей ароматной флоры. Поднявшись по заросшему земляникой откосу, нужно было обойти вокруг беседки, густо обвитой ярко-изумрудными плетьми дикого винограда, — и до терема оставалась буквально пара шагов.
Итак, когда он проходил мимо беседки, чьи вообще-то ажурно-прорезные стенки стали совершенно непрозрачны из-за плотного ковра резных листьев, слуха его коснулся тихий всхрап. Оглянувшись, Феликс увидел возвышающуюся над смородиновыми кустами спину лошади. Услышав шаги, лошадь тоже подняла голову и поглядела на него поверх зарослей. Повела ухом в сторону беседки — точно пальцем указала. И правда — оттуда послышался смех и приглушенные голоса. Два голоса, мужской и женский.
Это неправильно, это аморально — но он подслушал. Нет сомнений: то было тайно назначенное свидание. Чтоб в этом точно увериться, он задержался, пожалуй, на полминуты. С каждым словом все больше лицо его заливалось краской, а глаза не знали, на чем остановиться. Встретившись наконец взглядом с меланхолично жующей лошадью, словно опомнился — и поспешил покинуть сей укромный уголок сада, уединение которого он непреднамеренно нарушил.