— Я насчет «сорок шестой», Стрельцов.
Он бросает топор в чурбак — лезвие до обуха входит в древесину. Вытирает мокрый лоб.
— А ты что, тоже в «сорок шестую» собрался? — с удивлением спрашивает он.
— Да.
— Так мы добровольцев набираем. «Бить» дорогу, прокладывать зимник, понял? На этом рейсе много не заработаешь.
— Ну и что?
— Как — что… Ты же из петюковской компании. А они коротких рублей не любят.
Говорят, по улыбке можно узнать человека. Улыбка у него добрая, прищуренные глаза лучатся смехом на вытоптанной в снегу площадке Стрельцов рисует нехитрую схему.
— Гляди, парень, ты новенький, еще не освоился… Вот Козинск, так? А вот «сорок шестая». Летом к геологам дороги нет. Аэродрома построить негде, вертолетом не разрешают: горы… Единственный путь — зимник. Но его надо «пробить», дело не шутейное. Берем только надежных ребят.
Очевидно, незадолго до аварии Жорка тоже ездил в «сорок шестую». Связь между этими двумя событиями наверняка существует: его запись помечена девятым апреля, а катастрофа произошла шестнадцатого. Может быть, поездка к геологам позволит мне кое-что разузнать о нем, раскрыть смысл последней строчки в блокноте? Покрышки, загадочные покрышки…
— Я поеду, Стрельцов.
Он пытливо рассматривал меня. Плотный, лобастый, как телок. Видать, из тугодумов.
— Ну, что ж. Приходи завтра к шести утра.
В доме тети Фени мной овладевает неясное ощущение тревоги. Как будто кто-то невидимый присутствует здесь, следит настороженно и враждебно.
Оглядываюсь. Изба пуста. Но кто-то был здесь. Ощутимы следы чужого. Ширма, отгораживающая мой закуток, отодвинута. Книги на этажерке стоят как попало. Наверху, где лежал томик Симонова, — справочник шофера.
Здесь хозяйничали нетерпеливые и неловкие руки.
У чемодана отщелкнут язычок замка. Вещи в беспорядке. Белая отутюженная рубашка смята.
Осматриваю содержимое чемодана. Так и есть. Конверты с письмами Жорки, хранившиеся в карманчике чемодана, небрежно брошены на белье. Их читали. Кому-то теперь известна цель моего приезда…
Но ведь тетя Феня неотлучно была в доме, она должна знать, что за чужак побывал в доме. Выхожу на крыльцо, где хозяйственная баптистка кормит индюшат.
— Тетя Феня, кто копался в моих вещах?
Баптистка моргает глазками и приставляет к уху ладонь рупором. Недослышала, конечно.
— Кто приходил ко мне?
— А никого не было…
— Нет, был!
— Я уходила из дому, не видела.
Она явно не договаривает чего-то, скрывает. Но допытываться у баптистки бесполезное занятие. Кремень старушка.
Больше я не могу оставаться в этом враждебном и неуютном доме. Куда пойти? В Козинске у меня нет ни одного близкого человека. Разве что Дробыш, маленький механик, который взял на себя заботу о моей машине. Он приглашал в чайную…