Соседок не столько опечалила, сколько развеселила эта история - не каждая бы сумела так околпачить немца.
- Счастливо отделались, - заметила длиннолицая Веремийка.
Женщины одобрительно посматривали на Килину, - сумела перехитрить курохватов, не каждая бы отважилась на это. Хотя, правду говоря, нынче даже пожилые люди не то чтобы осмелели, а озлобились.
Одна Веремийка не разделяла общего настроения, видно, согнуло ее пережитое. Что поделаешь против произвола? Против злой силы?
У Веремийкиного двора остановилась машина, видно, по чьему-то навету. Немцы шастают по двору, шарят на задворках, заглянули в омшаник, увидели ульи.
"Жу-жу есть?"
"Безматок, - говорю, - зажировала, отрутнявила матка".
Да им хоть говори, хоть не говори - вытаскивают улей во двор, крышку сняли, пук соломы подожгли, кладут на рамы. Пчела вылетает, крылышки обгорают, она падает.
Стою, плачу.
"Берите мед, - говорю, - не губите пчел".
Плюгавый вахлак хвать меня за плечи да как рванет, я со всего маху наземь. Хорошо, думаю себе, хоть старика нет, в поле работает, а то без крови не обошлось бы.
Прокурили они дымом все пять ульев. Пчелы, которые уцелели, вьются над двором, тучей закрыли небо, потом полетели в сторону заходящего солнца - на погибель. Ежели в трубу залетят, дымом задушит, а ежели в лес, в дупло - не успеют натрудиться: давно и цвет посох, и лист пожелтел.
Повырезали соты, покидали в ведра, открыли сундук, взяли скатерть, два полотенца, замотали ими ведра, сели в машину и уехали.
Тут загорелся плетень - и нечем залить огонь, - ведра-то забрали, огонь ползет от хлева к хате. Так я плетень топором рубила, растаскивала. Ладно, хоть топор с собой не забрали.
Пришел под вечер старик и упал на улей, думала, не встанет больше. Под ногами хрустят обгорелые пчелы, ползают, жалобно звенят. И ничем не можешь помочь им - опалены крылышки. Я бы по корове не так тужила, а из-за пчел глаза не просыхают. Старик хотел было идти с жалобой к гебитскомиссару, да люди отсоветовали. Слух прошел, что гитлеровцы собирают мед на отравленные конфеты, которыми мажут детям губы, чтобы дети умирали.
По мнению Жалийки, не станут они переводить мед, на это найдутся всякие другие сласти...
История эта угнетающе подействовала на женщин, хотя у каждой полно своих невзгод. Да и что значат все эти невзгоды перед общей бедой?
Как водится, каждая торопится дополнить рассказ соседки случаем из своего опыта.
К Меланке Кострице зашли двое гитлеровцев, сбросили забрызганные грязью шинели - почисть.
- "Нету щетки". Один вынимает из кармана маленькую щеточку, подает мне. Сами стоят над душой, понукают. Почистила шинель, немец хочет забрать щетку, другой не дает - почисть и мою. Почистила и другую шинель. На припечке сохло мыло. Немец говорит - полей на руки. Мне рубашки нечем будет выстирать, думаю себе, в воскресенье выменяла брусочек мыла на базаре за пятнадцать початков кукурузы. Измылил полбрусочка! Набрал полную горсть мыльной пены да мне - раз в лицо! Стою, не пойму - за что? "Ты зачем моей щеткой чужую шинель чистила?"