Текля разозлилась, откуда и смелость взялась:
- Либо на смерть веди, либо отпускай! За что грудное дитя мучаешь?
Пышноусый красавец полицай Шпанько спокойно отвечает молодице:
- Выпустим на свободу, если наведешь на след Мусия Завирюхи. Где твой отец?
Мавра ответила за дочь:
- А твой отец знает, где ты? Ищи ветра в поле! Куда-то на Волгу подался.
Озлившись, Мавра обозвала большого начальника бродягой, - облазил все тюрьмы, - теперь на почетное место посадили.
Шпанько не стерпел такого поношения, наотмашь ударил, чуть Мавре глаз не выбил - слезы и кровь полились из глаз.
Текля готова была полицаю в горло вцепиться, да Курт помешал, чуть руку не вывихнул ей. Партизаны недосягаемы для полицаев, их голыми руками не возьмешь, а семьи беззащитны.
Селивон давно говорил, да начальники и сами убедились в том, что никакими муками правды у этих женщин не вырвешь. На голых камнях ночевали, на морозе! Что может быть мучительнее?
Шпанько, однако, не теряет надежды, продолжает допрос:
- Где твой Марко?
- Погнал скот на Волгу.
Полицай взбеленился, побагровел, потом посинел - не вмешайся немец, придушил бы молодицу. Не раз ему внушали - искалечить легче, чем заставить говорить. Уничтожить врага всегда успеешь, если исчерпаны все другие средства.
Шпанько презрительно ухмыльнулся:
- Ты думаешь, мы не знаем, где находятся партизанские гнезда?
- Зачем же тогда у нас спрашиваете? - говорит Текля.
Полицай снова мрачнеет, а по лицу гитлеровца пробегает усмешка. Он пробует уговорить молодицу, Шпанько переводит:
- Мы тебя освободим, оденем, накормим, обеспечим ребенка и мать, никто вас пальцем не тронет, только замани Марка в хату...
Текля не знала, чем ей больше возмущаться: доходящей до нелепости наглостью или непроходимой тупостью. Можно подумать, будто она век не вылезала из нужды, и вот теперь ее собираются "обеспечить"!
- Поищите себе кого-нибудь поглупей! - выдохнула с ненавистью и с отчаянным безрассудством добавила: - Живым Марка вам никогда не взять!
Перестала таиться, хитрить с полицаями, показала свой норов. И за это проволочная нагайка перепоясала непокорную. Шульц остервенело полосовал молодицу, пиявками расплывались багровые полосы по лицу и рукам.
Злобно ощерясь, недвусмысленным жестом указал Курту в сторону оврага...
2
Мусий Завирюха, насупив косматые брови, внимательно смотрел на собеседника. Казалось, в самую душу заглядывал, проверял: робок человек или слишком горяч, кто нерешительно мнется, когда надо идти в разведку, а кто беззаботно-легкомыслен. И как бы молодецки ни козырял или отдавал рапорт партизан - этим командира трудно было задобрить. Его тревожила мысль, как человек поведет себя в бою, не подведет ли отряд под кинжальный огонь?