— Понимаете, у меня чего-то сердце пошаливает, и бывают какие-то странные приступы, — заканчивал я сумбурные объяснения.
— Да? Вот здесь поподробнее, пожалуйста, если можно.
— Ну, иногда, без видимых причин, сердце вдруг дает сбой, на мысли наползает какая-то тьма, сознание как-то меркнет… нет, не меркнет, а приглушается, что ли, а потом возникает сильное сердцебиение и безотчетный страх. Но это — короткий приступ. А бывают приступы большие, когда такие короткие следуют один за другим, в глазах все как-то не так, не темнеет, а наоборот — светлеет, все плоское какое-то, а по периферии зрительного поля — мелькание, да и поле зрения сужается. И ничего не болит. Сердце колотится часто и сильно, как будто сейчас лопнет, и ужас такой — липкий, пещерный, неконтролируемый — полное ощущение, будто все, что-то у меня внутри вот-вот прорвется, и я прям тут и сейчас коньки отброшу. Даже «скорую» вызывал. Они вкололи мне но-шпу и димедрол, дали выпить этот, как его? Валокордин! А потом дали еще какие-то таблетки. Сняли кардиограмму, и врач зафиксировал аритмию. Вот, та самая лена, что я принес.
— И как часто это вас беспокоит?
— Не часто. И не регулярно. Иногда я даже забываю об этом.
— Так. А всё-таки? Приблизительно, с какой частотой?
— Ну, если очень грубо, то мелкие — примерно раз в месяц. Большие приступы не чаще чем раз в полгода, собственно всего два и было… А аритмия бывает периодами. Вообще — все это началось не раньше, чем год назад.
— Но вы связываете эти неприятности с каким-либо событием? Переохлаждение, перенапряжение, может — перенервничали?
— Да нет вроде… Вот недавний приступ, тот, что меня так напугал. Ничего такого. Разве что — сосед за стенкой умер от инфаркта. Но — я об этом только потом узнал, из разговоров соседей.
— Может, была магнитная буря или атмосферное давление резко падало, вот и вам стало плохо, и соседу вашему… Вы — метеочувствительны?
— Может быть, не знаю. Никогда не думал об этом.
— Раздевайтесь до пояса, я вас послушаю.
Врач послушал мне сердце, прикладывая к разным местам груди холодный стетоскоп, потом смерил давление, пожал плечами и предложил сделать кардиограмму. Те, кто хоть раз проходил эту пробу, прекрасно знают детали. Меня проверяли три раза — лежа, стоя и после приседаний. Потом врач чего-то длительно записывал в заведенную тут же историю болезни.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Сейчас мы с вами пройдем в другой кабинет, и там мы вам сделаем ЭЭГ — электроэнцефалограмму.
В другом кабинете меня посадили в кресло, нацепили на голову резиновые ремни с отходящими от них проводами, включили какую-то аппаратуру, а к самой роже придвинули небольшую лампочку. Я уже не помню конкретную последовательности действий, но меня просили то открыть глаза, то закрыть их, то лампочка мигала, то еще чего-то… Короче — эта ЭЭГ ничего особенно интересного для врача не показала, только выявила некие незначительные изменения. Как я узнал позднее, такие «изменения» присутствуют чуть ли не у каждого человека.