– Кого вам надо? – окликнула меня одна из жилиц, приоткрыв дверь.
– Понимаете,– замялся я,– мне, в общем, где на работу…
– Это выйдете во двор и в подвал… Под арку выйдете…
Я вышел и действительно под аркой обнаружил табличку о наборе рабочей силы. Я спустился на три ступеньки вниз. В полуподвале, довольно сыром, увешанном плакатами с улыбающимися лесорубами и шахтерами, сидел уполномоченный по оргнабору, мужчина с красным лицом в кителе, который носит военизированная железнодорожная охрана, с желтыми кантами, но знаков отличия и погон на кителе не было.
– Вам чего? – спросил он меня, глянув с безразличием и углубившись вновь в какой-то отчет, который писал.
– Я к вам,– дипломатично сказал я и уселся на стул,– здесь вербуют?
– Да,– кивнул уполномоченный.
– Куда?
– Дальстрой, Магадан, Казахстан…
– А мне порекомендовали,– понизив голос, сказал я,– узнать насчет Индии.
Уполномоченный поднял на меня глаза. Я был крайне уставшим, измотанным, промок насквозь и, кажется, простудился. Наверное, это было заметно.
– В Индию мы не вербуем,– сухо сказал мне уполномоченный.
– А кто вербует?
– Не знаю.
– А здесь поблизости нет другой организации,– спросил я,– которая вербует?…
– Не знаю,– сказал уполномоченный,– не слышал.
Я извинился и пошел к выходу.
Конечно, Колеснику удалось так просто и легко обмануть меня и посмеяться надо мной, человеком весьма критического ума, только ввиду моего крайнего положения. Это опять, в который раз, пресловутая соломинка. Тот, кто жаждет спасения, хватается за нее с такой же и ни в коем случае не меньшей искренностью и верой, с какой он ухватился бы и за прочное бревно…
Плохо помню, как я добрался назад, но помню, что сразу же разделся и лег. Мне было настолько нехорошо и я был так слаб, что чувствовал свою зависимость от всех и нужду абсолютно во всех, кто был здоров, ходил и мог мне помочь. И я стал в тот вечер, когда мне было особенно нехорошо, ко всем моим сожителям добр и забыл злобу на них.
– Паша,– сказал я Береговому, с которым давно не разговаривал и был в контрах,– подай мне, пожалуйста, кипятку, пить хочу.
Береговой глянул молча, налил в кружку кипятку и подал мне.
Я выпил с наслаждением мелкими глотками, и трясти стало меньше. Затем Береговой с Петровым уселись играть в шахматы, дымя папиросами
– Вы б, друзья, не курили,– сказал Жуков и кивнул на меня, которого от простуды душил кашель.
А чего,– сказал Береговой и небрежно махнул рукой,– вон форточка открыта.
– Витя,– сказал я Жукову, будучи крайне благодарен ему за заботу обо мне, когда он сказал о том, чтоб не курили,– ты бы сходил к Григоренко, скажи ему, что я приболел, пусть мне поесть что-нибудь купит.