Провожающих Вилли в последний путь на главном кладбище в Людвигсхафене было не много: Эберхард, Филипп, заместитель декана факультета естествознания Гейдельбергского университета, приходящая уборщица покойного и я. Заместитель декана приготовил речь, но ввиду малочисленности публики произносил ее без удовольствия. Мы узнали, что Вилли пользовался международным авторитетом в области изучения сычей. И был предан своему делу телом и душой. Во время войны — тогда он был приват-доцентом в Гамбурге — он спас из горящего вольера в зоопарке Хагенбек целую семью совершено обезумевших от страха сычей. Пастор привел слова из Евангелия от Матфея, глава шестая, стих двадцать шестой, — о птицах небесных. Под голубыми небесами, по скрипучему снегу мы направились от часовни к могиле. Первыми за гробом шли мы с Филиппом.
— Надо будет тебе как-нибудь показать фотографию! — шепнул он мне. — Я наводил у себя порядок и случайно на нее наткнулся. Вилли и спасенные сычи — с обгоревшими волосами и перьями. Шесть пар ошалевших, но счастливых глаз… Я чуть не прослезился от умиления.
Потом мы стояли вокруг глубокой ямы. Все было как в детской считалке. По возрасту следующий на очереди Эберхард, потом я. Когда умирает кто-нибудь их тех, кто мне дорог, я давно уже больше не думаю: «Ах, если бы я побольше делал то-то и почаще говорил то-то…» А когда умирает мой ровесник, у меня такое чувство, как будто он просто немного опередил меня, чуть раньше меня вошел в какую-то дверь — не знаю в какую. Пастор начал читать «Отче наш», и мы нестройным хором вторили ему. Даже Филипп, самый закоренелый из всех известных мне атеистов, тоже громко произносил слова молитвы вместе со всеми. Потом все бросили в могилу по горсти земли, и пастор попрощался с каждым из нас за руку. Молодой паренек, но убежденный и убедительный. Филиппу сразу же надо было назад в клинику.
— Приходите вечером ко мне, на поминки.
Накануне я купил в городе еще двенадцать баночек сардин для своей рождественской елки и выложил их содержимое в маринад эскабече.>[140] К ним я подам белый хлеб и риоху.>[141] Мы договорились на восемь часов.
Филипп тут же умчался, Эберхард принялся обмениваться любезностями с заместителем декана, а пастор бережно повел под руку трогательно всхлипывающую уборщицу к выходу. Мне спешить было некуда, и я медленно побрел по дорожкам кладбища. Если бы Клара была похоронена здесь, я бы мог сейчас навестить ее и поговорить с ней.
— Господин Зельб!
Я обернулся и увидел фрау Шмальц с тяпкой и лейкой в руках.